Домашний заяц возвращается в лес

Содержание

Заяц снова на свободе

Как-то поутру раздался телефонный звонок. Незнакомый голос спрашивал меня: «Не возьмете ли вы зайца?» «Конечно, с удовольствием. Куда прийти за ним?» И я отправилась по указанному адресу.

Заяц в домашних условиях

Заяц родился прошлым летом и сразу попал в неволю. В городской квартире он чувствовал себя привычно. Обследовав, как положено, все углы и закоулки, он умылся, залез под стол и задремал.

Ночью заяц устроил погром. Трещали разрываемые обои, со стола вместе со скатертью падали лежавшие там вещи, грохотали стулья, на которые он забирался, а утром обнаружилось, что почти телефонный перегрызен провод. Виновник спокойно сидел все на том же месте под столом, будто и не вылезал оттуда.

Профессия зоолога не позволяет долго задерживаться в городской квартире. Суббота, воскресенье, и снова в лес. Я взяла зайца с собой. Был конец мая. Уже возвратились с юга мелкие птахи. Их песенки и беспокойная перекличка наполняли тайгу неугомонным звоном.

Светило солнце. Над проталинами поднимался пар, пахло теплой, отогревшейся землей, над муравьиными кучами стойко держался едкий пах проснувшегося муравейника. После сорока километров автобусной тряски мы вышли на своей лесной остановке и окунулись в этот весенний мир.

Скорее всего заяц не помнил леса, но новые звуки и запахи, сразу окружившие взбудоражили его. Я несла беляка в закрытой корзине, он беспокойно вертелся в ней, грыз прутья. Пять километров пути по лесной дороге, и вот мы дома.

Видео: Песец сторожевой тундры

Заяц в загородном доме

Здесь заяц повел себя по-другому. Едва я открыла корзину, как пленник пулей вылетел оттуда и отчаянными кругами помчался по комнате, время от времени резко останавливаясь, чтобы прислушаться и принюхаться.

Вскоре заяц успокоился и стал осторожно, тщательно обходить, но обнюхивая, все углы. Часто он поднимался на задние лапы и тогда становился длинным, тощим и смешным. Он уже начал линять, и клочья шерсти свисали с его худых боков.

Принесенная вязанка дров заинтересовала его надолго. Смолистые поленья так прекрасно пахли. Среди еловых чурок заяц отыскал сосновый сучок и несколько раз принимался обгладывать кору. А он ведь не знал, что дикие зайцы делают то же самое всю зиму.

Вечером, как всегда, пришла в гости лайка Панда. Резкий запах зайца заставил ее замереть на пороге. Осторожно, напряженно перебирая лапами, она медленно вошла, обнюхала половик перед дверью и нерешительно остановилась.

Я подозвала собаку. Надо было познакомить ее с новым квартирантом. Так я делала всегда, когда в доме появлялся дикий зверек или дикая птица. Жильцы по-разному реагировали на появление собаки: одни срывались с места и забивались в темные углы, другие пускались наутек.

Такая реакция немедленно вызывала соответствующие инстинкты у страстной охотницы Панды, но животное в доме человека — священное животное. Увидев зайца, беспечно дремавшего под стулом, Панда попятилась и выбежала из дому.

Заяц же, никогда не видевший собак, и ухом не повел. С тех пор Панду ничем нельзя было заманить в комнату, где хозяйничал заяц, и, если он попадался ей на глаза, лайка тут же уходила. К вечеру заяц совсем освоился.

Он беспокойно сновал по комнате, вздрагивая и замирая при каждом звуке, а ночью скакал по стульям и кровати, грыз все, что попадалось на глаза, и только ближе к рассвету несколько раз мирно вздремнул на кровати, привалившись к моим ногам.

Так прошли первые сутки в лесном доме. Так и повелось дальше. Я не навязывала зайцу свое общество, не ставила цели приручить его. Мы просто равноправно жили вместе под одной крышей. Днем заяц дремал, то устраиваясь на стуле, то забираясь под него.

Устроившись у моих ног, заяц чувствовал себя там в безопасности. Через несколько дней он окончательно облюбовал кровать и спал на ней, смешно развалившись посередине.

Стоило мне появиться на пороге, заяц тут же уходил с кровати под стул с видом величайшего смущения на морде. Однако позже он едва удостаивал меня взглядом и не менял положения при моем появлении.

И все-таки он дикий заяц

И все-таки он был чуточку диким зайцем. Сытно поев и собираясь устроиться на отдых, он начинал путать следы, выделывая по комнате перемешанные с прыжками замысловатые петли. Это были настоящие «вздвойки» и «сметки».

Окончательно сбив меня с толку, обманув всех на свете, он «уходил на лежку», то есть попросту забирался на кровать. Вытянув вперед длинные задние ноги так, что они торчали у него под носом, заяц уютно укладывался на них, складывал на спине уши и засыпал.

Настоящей находкой для зайца был стоявший у окна письменный стол, куда я прятала множество нужных вещей. Но когда заяц научился открывать дверцу тумбочки, вытаскивая содержимое ящиков, пришлось срочно придумывать другой «тайник». Часто, возвращаясь из леса, я еще издалека замечала заячью фигуру, маячившую в окне.

А за окном шумели и раскачивались под весенним ветром сосны, длинные и тонкие северные ели подпирали небо. На глазах таял снег, начинали зеленеть редкие березки; пробилась первая травка, пролился первый весенний дождь.

Заяц и конь

Однажды заяц увидел за окном необыкновенное существо. Это был наш конь Орлик. Он часто пасся возле дома и сейчас, увидев в знакомом окне незнакомого зверя, подошел поглядеть на него. Я застала чудесную пару заводящих знакомство животных.

Заяц, вытянувшись на задних лапах, стоял перед окном на столе. Орлик смотрел на него с улицы. Уши у обоих торчком, глаза широко открыты, а на стекле они надышали четыре туманных пятнышка: два больших — лошадиных и два маленьких – заячьих.

Наверное, им очень хотелось обнюхать друг друга. Наступил июнь — пора заячьих свадеб. Как-то раз, накануне выходного дня, пробродив всю ночь по лесу, я вышла на лесную дорогу, ведущую к большому шоссе. Было пять часов утра. Не заходившее всю ночь солнце еще не успело прогреть воздух. Кое-где в лесу лежал снег, но роса уже блестела на первой ярко-зеленой траве.

На дороге было множество следов: лисьи, лосиные, заячьи. Совсем свежие: ночные. Вдруг мое внимание привлекло какое-то движение впереди. Приглядевшись, я заметила в молодом сосняке трех зайцев. Через минуту они выскочили на дорогу. Два из них, очень крупных, были еще совсем белыми, а третий — поменьше — уже почти вылинял.

Ничего не замечая вокруг, они принялись кругами носиться друг за другом и, так и не заметив меня, умчались в лес. Не успела я пройти и десяти шагов, как вдалеке на дороге показался еще один заяц, тоже вылинявший. Он не торопясь прыгал мне навстречу. Я замерла на месте.

Наткнувшись на следы, он остановился, внимательно все обнюхал, зачем-то вернулся назад, остановился, потом вдруг сорвался с места, помчался пулей среди сосен, сделав круг, снова вылетел на дорогу.

Здесь он опять отыскал заячьи следы и уверенно пошел по ним, скрывшись из виду. А тем временем вдалеке по дороге по его следу уже шел белый заяц.

Я глазам своим не верила. Пятый заяц. В точности повторив путь предыдущего, он поспешил за ним. Насмотревшись в это утро на зайцев, я решила, что пришло время расстаться с моим беляком.

Заяц снова на свободе

Он уже стал сильным взрослым зайцем, хорошо вылинял, привык к лесной пище и вполне мог прожить сам. Недаром я все чаще и чаще заставала его у окна: он смотрел на зеленеющий лес.

Приближалось короткое полярное лето, а вместе с горячая ним наступала экспедиционная пора. И заячья судьба была решена.

Летом приходилось думать о зиме. К первым холодам заяц должен был окончательно привыкнуть к свободе; нагулять жир, научиться спасаться от врагов. Успеет ли он окончательно одичать? Справится ли со свободой? Или будет тяготиться ею?

Я решила не выпускать зайца в тайгу, а поселить его на каком-нибудь острове. Наш дом стоял на берегу Гусиного озера, в тихой бухте с лопарским названием Ель-лухт. В западной части бухты вблизи берега было два острова: большой — Баранс-уол и поменьше, без названия.

Кроме гнездящихся здесь уток да вездесущих крачек, тут никого не было. В один из ярких, солнечных дней мы отправились на большой остров. В лодку на всякий случай был уложен мешочек с любимым заячьим печеньем, сухим горохом, яблоками и прочей «домашней» снедью.

На корме возвышалась клетка, а в ней метался заяц. Я тихо гребла к острову. День обещал быть жарким. Причалили к одной из каменных плит, окружавших остров. Здесь и лодку оставили. Зайца вместе с клеткой я отнесла на зеленую черничную поляну, окруженную елями и березовым молодняком.

Вблизи были надежные убежища — камни с расщелинами и несколько поваленных бурей елей, но клетку я все же решила оставить. Она была железной, пахла человечьим жильем, и я надеялась, что, если доведется зайцу удирать от врагов, он догадается укрыться в ней, как иногда делал в доме, а опасный запах остановит хищника.

Ящичек с едой я поставила возле клетки, и торжественный момент настал. Едва заяц обнаружил открытую дверцу, он тут же пулей вылетел на свободу.

Что тут было! Круг за кругом, петлю за петлей выписывал он по поляне, метался из стороны в сторону, свечкой прыгал вверх и несколько раз, поскользнувшись на прелых березовых листьях, падал на бок, дрыгая в воздухе длинными ногами.

Потом повалился в черничник и, отталкиваясь задними лапами, поехал на боку, оставляя остатки линялой шерсти на молодых кустиках. Вдруг он замер, лежа на боку, задышал блаженно и глубоко, потом, будто очнувшись, вскочил на ноги и принялся за дело.

Облизав себя с головы до пят, потянулся, зевнул и отправился на поиски съестного, которого было вокруг предостаточно. Клетка и ящичек с едой были забыты. Заяц совсем растерялся от обилия вкусной пищи, на которой он буквально сидел.

Он принимался есть чернику и тут же бросал ее, наткнувшись на березовый прутик, отведав березы, снова бросался на чернику и спешил дальше по острову, пробуя подряд всю молодую зелень.

Я потихоньку шла за ним. Он не обращал на меня никакого внимания. Время от времени бурный восторг свободы вновь охватывал его, и тогда он опять кругами носился среди деревьев, по залитым солнцем полянам, валялся в траве и вздыхал.

Обежав весь остров, заяц выскочил на берег. Он никогда не знал, что такое озеро. Заяц влетел в ледяную воду. И поплыл. Назад, назад, скорее на сушу! Неуклюже вылез он на плоскую каменную плиту, по-собачьи встряхнулся, да так, что и меня обдало холодными брызгами, и потрусил в лес, на солнечную полянку, чтобы просушиться.

Просохнув и слегка перекусив, он тщательно запутал следы, облюбовав для себя елочку, и притих под совсем незаметный, укрытый густыми еловыми лапами. А я пошла к лодке…

Поздно вечером я снова отправилась на остров. Заяц отыскался в ивняке, росшем на самом берегу озера. Он комочком сидел под маленькой елочкой, прижав к спине уши. Напрасно я звала его: заяц не шелохнулся. Оставленная у клетки еда осталась нетронутой.

На следующий день, заметив меня, заяц тихо потрусил прочь и затаился в буреломе, а еще через день по-настоящему удрал и так спрятался, что я с трудом его отыскала.

Правда, к кормушке он все-таки прибежал полакомиться. Через неделю заяц окончательно одичал. И, судя по всему, чувствовал себя прекрасно.

Зоолог В. Федотова