Зашли как-то раз в харчевню, в праздничный день, столяр из простых крестьян, да золотых дел мастер, цеховой, из мещан. Сели они за стол и спросили себе зелена вина: столяр на пятачок себе спросил, а золотых дел мастер на гривенник заказал.
Выпили приятели вина, зашумело у них в голове, они и заспорили.
— Я, — говорит позолотчик, — богаче тебя и выше, потому что я на гривенник вина себе заказал.
— Ан, врешь, — отвечает столяр, — хоть я и на пятачок угостился, а выходить, что я богаче тебя, потому что меньше твоего зря денег извел!..
Ну, вот так-то, слово за словом, они и заспорили, зашумели, а там дело и до драки у них дошло… На ту пору шла мимо харчевни царская стража, услышала шум в харчевне, зашла туда.
— Вы чего тут озоруете? — спрашивает.
Вот сейчас забрали добрых молодцов и прямо к царю обоих и представили. В старину-то и все так водилось, попросту, какое ни на есть дело, все к царю да к царю.
В то время самому-то царю не досужно было, — он и послал добрых молодцев к царевичу дело разобрать. Вот царевич и спрашивает приятелей:
— Что, ребятушки, надо вам?.. По какому такому делу вас до меня привели?..
— Да вот, ваше высочество, — говорят столяр и позолотчик, — явите такую божескую милость, разберите наше дело, рассудите по правде истинной!..
Выслушал царевич их по порядку, как дело было. Подумал, подумал, да и говорит:
— Вот что, братцы! Мудрено мне этак-то рассудить, кто из вас двоих богаче, кто беднее.
— А вы вот что лучше, сделайте-ка мне по такой вещице, чтобы каждый из вас всю сноровку, весь свой талант показал, да чтобы я, глядя на то, диву давался. И который из вас хитрей вещицу устроит, ну, тот и есть самый богатый человек!
— Что ж, — говорят приятели, — это можно, ваше высочество! Умные речи слушать приятно. Извольте, ваше высочество, ужо смастерим вам диковинок, а уж кто кого осилит, то извольте по чистой совести сами рассудить!..
Вот месяца этак два спустя и пришли опять к царевичу столяр да золотых дел мастер.
Принес золотых дел мастер с собой шкатулку, а в шкатулке у него что-то позвякивает, а столяр за плечами мешок притащил, а в том мешке у него все что-то побрякивает. Ну, хорошо!
Вышел к ним царевич и спрашивает:
— Ну, что, ребятушки, принесли свою работу? Показывайте, что вы такое удумали.
Сейчас золотых дел мастер шкатулку свою на стол поставил, отомкнул ее и говорит:
— Извольте, ваше высочество, указать чан с водой и сюда принести, потому иначе я вам своей работы показать никак не могу.
Принесли чан с водой. Мастер открыл шкатулку и вынимает оттуда трех уточек. Уточки совсем как живые, только из самого чистого червонного золота сделаны. И головками-то они вертят, и крылышками взмахивают, и носиками перышки перебирают!
Разахался царевич, наглядеться на эту диковину не может. А золотых дел мастер и говорит ему:
— Это еще что, ваше высочество! Извольте-ка вот что увидеть… И сейчас же он в чан с водой золотых уточек спустил, — и пошли они плавать по воде, давай друг за дружкой гоняться да в воду нырять.
Диву дался царевич на такую вещь занятную и говорит:
— Важно, любезный! За такое твое уменье сделаю я тебя при дворе старшим позолотчиком.
— Ну, — спрашивает потом царевич у столяра, — показывай теперь, что за штуку смастерил ты.
И сейчас же развязал мешок и давай из него вытряхивать на пол клинья да дощечки разные. Целый ворох из мешка на пол высыпал.
— Вот, — говорит, — ваше высочество моя работа.
Помрачнел царевич с лица и говорит:
— Нечего сказать, хорошая работа. Что ж это ты издеваться надо мной удумал? Ради насмешки клиньев сюда натащил?
Не смутился столяр на то нисколько.
— Никакой, — говорит, — тут насмешки, ваше высочество, нет, а ежели угодно вам мою работу видеть, извольте часом обождать, я вам тотчас всю свою работу соберу!
И сейчас же стал столяр клинья и дощечки одна к другой прилаживать и, мало спустя, сложил он орла огромного. И такой это был орел чудесный, что и голову поворачивал, и глазами люто сверкал, и крыльями размахивал – вот-вот прочь улетит!
И опять разахался царевич на штуку такую диковинную. Сам похаживает вокруг деревянного орла да руками разводит, что за притча такая? То клинья да доски были, а тут совсем заправская птица выходит!
А столяр стоит той порой и только усмехается.
— Это что, говорит, — ваше высочество, чудо-то еще не больно великое. А вот не будет ли вашей милости угодно на орла присесть и полетать на нем по поднебесью?!
— Да ужели же возможно? – спрашивает царевич. – Правду ли ты, такой-сякой, сказываешь?
— Будьте благонадежны, ваше высочество, — говорит ему столяр, а сам за клюв орла диковинного держит, — только сядьте на него, он и полетит!
— Нет уж, — говорит царевич, — не сяду я на твою птицу, потому что меня больно страх берет. Коли ты такой хитрец-выдумщик, что этакую птицу устроил, так Бог тебя знает, что ты за человек такой, — может колдун ты и хочешь глаза мне только отвести, да на беду какую-нибудь натолкнуть! Кто ее знает, птицу-то твою, может от неё со мной что недоброе попритчится!
— Не извольте беспокоиться, ваше высочество, — говорит столяр, — ничего такого птица себе дозволить не может, потому как мной она самим из простого дерева слажена и, стало быть, в повиновении у меня находится.
— Ладно, — говорит царевич, — толкуй себе! А вот если и впрямь орёл твой летать может, сядь же ты на него и у меня на виду покатайся.
— Ну, что же, — говорит столяр, — с превеликим удовольствием.
И сейчас же вскочил он на орла, ударил его пяткой. Взвился орел под самый потолок и давай летать по всем покоям царским, а столяр только и делает, что клинышками управляет. Летал, летал столяр на деревянном орле и опустился, наконец, на пол.
— Ловко, — говорит царевич, а ну-ка, добрый человек, поучи меня, как надо орлом управлять!
Столяр ему сейчас же все, что надо, показал, царевич сел на орла и пошел летать по всем палатам царским. Вот, наконец, опустился он на пол, да и говорит столяру:
— Великий ты искусник и быть тебе всегда выше позолотчика. Оставайся у меня, и будешь ты у меня самым близким человеком, и жалованье я тебе положу хорошее!
Ну, вот так и устроились золотых дел мастер и столяр при дворце у царевича и стали себе жить да поживать. А по соседству с тем самым царством жил-был некий иноземный король и была у него дочь-невеста, да такая красавица, что о ней слухом земля полнилась.
И как очень она красива собой была, то и берег ее король пуще, чем зеницу ока. Построил он для нее вышку и засадил ее туда за железными решётками, за чугунными дверями, за семьюдесятью замками. И няньку к королевне приставил, которая только одна к ней и захаживала, кормила ее, поила, сказки сказывала, в кровать укладывала, а утром в наряды разные обряжала.
И никто-то глазком единым королевну не видел, даже мать родная, а о посторонних людях и толковать нечего.
Вот и задумал царевич непременно, во что бы то ни стало, до королевны добраться. А как был у него под руками такой особенный орел, из клиньев деревянных слаженный, который по поднебесью летать мог, то и под самую кровельку на вышке залететь ничего-то царевичу не стоило.
Подумал, подумал царевич о том и стал в путь-дорогу собираться. Сейчас клинышки да дощечки из мешка вытряс, собрал птицу орла, сел на нее верхом — и был таков…
Вынесся орел из теремного окошечка, взвился под самые облака и понес царевича в царство иноземное. Летели они, летели, а уж ночь настала.
И прилетают они, наконец, в королевство иноземное, к самой вышке подлетели, — глядь, а в тереме королевны в окошечке огонек светится.
Подлетел царевич к окошку, замок сшиб, решеточку выломал и входит в светлицу, где королевна жила. Увидала его королевна, испугалась и спрашивает его:
— Ты скажи, не утай, кто ты таков, добрый молодец?
— Так и так, — отвечает царевич, — я царский сын из соседнего царства. Прослышал я о твоей красоте писаной. Захотелось мне на тебя посмотреть. А ты не бойся меня, королевна, никакого я тебя зла не сделаю, посижу я у тебя, потолкуем кое о чем, а там я и домой улечу.
— Ну, — говорит королевна, — ежели ты правду сказываешь, так я очень довольна, потому что доброму человеку я всегда рада!
Вот стали они друг с другом разговоры разные разговаривать, а как время к заре подходить стало, царевич орла собрал и хотел, было, в окно лететь, а королевна и говорит:
— Смотри, добрый молодец, не забывай меня. А как стоскуется тебе, так и прилетай опять ко мне!
— Спасибо, прекрасная королевна, — говорит царевич, — в скорости буду я у тебя снова!
Сам на орла вскочил, да и был таков…
На другую ночь, только смеркаться стало, опять царевич орла своего из клинышков собрал и полетел к королевне прекрасной в терем.
А королевна уже ждет — пождет. Окошечко ему распахнула, брала его за руки белые, целовала в уста сахарные и пошли у них тут тары да бары без конца, вплоть до зорьки утренней.
А как свет, царевич опять на орла сел и был таков.
На третью ночь царевич опять к королевне полетел, и так оно шло изо дня в день, и никто про то знать не знал, ведать не ведал. И няньке-то невдомек было, что повадился к королевне добрый молодец на орле деревянном летать.
Да только раз и слышит она, будто решетка загремела у окна. Вот она подкралась к двери в опочивальню королевнину, приникла ухом к замочной скважине и слышит, будто кто-то с королевной разговоры разные разговаривает. Глянула старуха в скважину глазом, да так и обмерла. Сидит рядом с королевной неведомый добрый молодец и тихо-тихо разговоры с ней ведет, а про что – неведомо.
Вот на утро раним-рано и побежала старуха-нянька к самой королеве да все ей начисто и выложила, как дело-то было. Опечалилась королева, отпустила няньку, а сама к королю пошла и все ему доподлинно поведала.
Задумался король, да и говорит:
— А может, старой дуре-то со сна это попритчилось? Ступай-ка, сходи сама к королевне да все доподлинно разузнай, — как и что.
Ну, пошла королева в терем на вышку к дочери и спрашивает ее:
— Ну, что, доченька ты моя любезная, как ты живешь да здравствуешь? Все ли по-хорошему, по ладному у тебя идет?
— Спасибо, — говорит королевна, — матушка моя любезная. Все очень хорошо! И всем, что ни есть, я довольным-довольна.
А королева тут ей прямо и говорит:
— А сказывай, кто таков у тебя по ночам в светелке бывает?
Ну, королевна видит, что никак ей невозможно от матери утаиться, заплакала она горько-разгорько и говорит:
— Точно, матушка! Летает ко мне удалой добрый молодец, царский сын. А какой он страны, какого рода я тебе про то нипочем не скажу, хоть пытай меня!
Вернулась королева во дворец и поведала обо всем королю. Тот и говорит:
— Ладно. Иди к себе. Теперь дальше уж мое дело будет.
И призывает король к себе верного слугу и посылает его в терем королевнин, чтобы все, как есть, доподлинно разведать. Вот поутру возвращается слуга к королю и докладывает обо всем.
— Так и так, — говорит, — ваше королевское величество, точно, не врет нянька, каждую ночь, только смеркнется, прилетает к королевне удалый добрый молодец на диковинной деревянной птице. И как влетит в светелку, сейчас же свою епанчу (широкий, безрукавный мужской плащ с капюшоном) на окно бросает, потом птицу на клинышки разберет и в мешок особый их уложит. И с тем самым мешком никогда-то он не расстается. Все его подмышками, под епанчой носит.
— Чуть что стукнуло, брякнуло, — он живым манером из мешка клинышки вытрясет, птицу сложит, сел на нее – и был таков!
— Ладно же, — говорит король, — не нам с тобой мудреные вещи разбирать. А поди, созови сюда всех моих мудрых советников, мудрецов, пускай они мне все это дело объяснят, растолкуют.
Вот как собрались советники и мудрецы, король им и говорит:
— Вот что, господа мудрецы, загадаю я вам загадку мудреную. Кто мудро решит и меня уму-разуму наставит, того я золотом осыплю и первым человеком в нашем царстве сделаю.
— А ежели никто из вас ничего мне не скажет, никакого ответа не даст, — почну я десятого по ряду в солдаты забривать.
— Что ж, — говорят советники и мудрецы, — извольте, ваше королевское величество, загадку нам вашу загадывать.
Король и говорит:
— В некотором царстве, не в нашем государстве, вот какое дело неладное случилось…
И рассказал им к ряду обо всем, а под конец и спрашивает их:
— Как бы теперь этого доброго молодца-разбойничка изловить, господа мудрецы?
Думали, думали мудрецы, и на пальцах гадали, и бобы разводили, и карты раскладывали, однако, ни до чего не додумались. Только один изо всех мудрый оказался.
— Вот, — говорит, — ваше королевское величество, какую штуку можно устроить, чтоб того разбойника словить живьем. Кабы вымазать смолой все окна в опочивальне у королевны, то, как только прилетит к ней добрый молодец да скинет свою епанчу на окно, в ту пору епанча к смоле пристанет, а по той епанче разбойника этого сыскать королевскому величеству вовсе немудрено будет!
Пришелся этот совет королю по сердцу. Сейчас же по указу королевскому пошли слуги королевские в терем и все окна смолой вымазали.
Только ночь на двор, а царевич и прилетел на своем деревянном орле. Прилетел на орле, сунулся в окошко, епанчу свою сбросил и только, было, хотел птицу свою на клинышки разбирать — ахнула королевна, бросилась к нему говорит:
— Ах, друг ты мой любезный! Зачем ты епанчу свою на окно бросил?! Хотят тебя королевские советники выследить, и вымазали они все окна смолой, чтоб по епанче твоей тебя потом разыскать и королю во власть предоставить.
Испугался царевич, схватил епанчу, рванул ее – одну полу-то и оторвал, потому что больно она крепко к смоле пристала.
— Нечего делать, — говорит царевич, — приходится мне о себе память и след оставить. Ну, да, авось, ничего худого не будет!
Посидели царевич с королевной немного, потолковал кое о чем, потом на орла своего вскочил и улетел в свое царство.
Вот на утро и приносят королю полу от епанчи царевича. Сейчас же король указал ту полу на лоскутки изрезать и по всем суконным лавкам разослать, да наказал торговым людям, что ежели кто такого точно сукна спрашивать будет, то чтоб хватали того человека и к нему на королевский двор его бы тащили, не мешкая.
А царевич прилетел домой и не знает, как ему теперь с оборванной епанчой к отцу на глаза показаться, потому епанчу эту царь ему сам подарил и наказал беречь ее пуще глазу.
Вот и кличет царевич своего дворецкого и говорит ему:
— Так и так, вот какое дело вышло: нынче ночью собаки на меня набросились и епанчу изорвали. Ступай, сыщи точно такого же сукна, да только смотри, без сукна и на глаза мне не смей показываться, не то худо тебе будет…
Ходил, ходил дворецкий по всем лавкам – нет такого сукна нигде, что хочешь, то и делай. А был в ту пору в их царстве иноземный купец из того самого королевства, куда царевич на деревянной птице летал. Вот дворецкий к нему и пошел, и говорит ему:
— Не можешь ли ты мне вот такого сукна раздобыть? У нас нет нигде.
Посмотрел купец на епанчу и говорит:
— Точно, такого сукна у вас быть не может – это иноземное сукно, из нашего королевства. Вот ужо поеду туда и привезу, коли надо!
— Сделай милость, — говорит дворецкий, — похлопочи!
— Изволь, — говорит купец, — близко через месяц привезу! Потому, сам знаешь, туда от вас больше недели ехать!
Вернулся дворецкий домой, а царевич как узнал, что дело-то не скоро будет, — достал своего орла и говорит:
— Ну, мне его дожидаться некогда. Коли это из ихнего королевства сукно, так я и сам за ним живым манером слетаю!
Сел на орла – и был таков. Летел он, летел и прилетает в соседнее королевство, опустился за городом, орла разобрал, в мешок клинышки сложил и пошел по лавкам ходить, сукна себе спрашивать.
И только он епанчу свою показал, как схватили его за руки белые и повели на королевский двор. А там, худого слова не говоря, отвели его в коморку, заперли его за решеткой железной и караул к нему приставили, потому что о ту пору королю недосуг было допросы ему чинить.
Той порой дворецкий ждал, ждал царевича и день, и два, и три, а его все нет.
«Эх, — думает, — не случилось бы с ним беды какой… Не загремел ли он с орла-то своего деревянного да не расшибся ли грешным делом!»
И пошел он к царю да все, как дело было, и рассказал вчистую. А царь-то ничего про то знать не знал, ведать не ведал.
— Кто же это, — спрашивает, — деревянную птицу царевичу устроил? — Да это, — говорит дворецкий, — столяр некий!
Ну, царь сейчас во гневе указал столяра в кандалы заковать, а как золотых дел мастер на него злобился да наклеветал на него, что-де столяр-то колдун. Вот царь и велел столяра угнать, куда ворон и костей не заносит. То-то вот нашему брату, по мужицкому делу, тише воды, ниже травы надо быть, а не выдумки разные выдумывать да в царскую свиту встревать.
Той порой царевич и день сидит, и два, и третий уж пошел, а его словно забыли. Затосковал царевич и задумал стражу свою обморочить. Вот он набольшего призвал и говорит ему:
— Грешен я перед вами, господа полицейские! Сказался я вам купецким сыном, но только я не купецкий сын, а морока из соседнего царства, который всякие фокусы показывает. И много я всяких диковинных фокусов умею.
Ну, набольший сейчас же и пристал к нему:
— Покажи да покажи, как ты глаза отводить умеешь.
— Что ж, — говорит царевич, — с нашим удовольствием. Только выведи меня на двор, там-то посвободнее будет!
«Что ж, — думает набольший, — уйти-то ему некуда. А чуть что он неладное замыслит, мы его, друга милого, тут же и схватим.»
Ну, вот вывели царевича на широкий двор, а он сейчас клинышки из мешка повытряс, сложил орла, вскочил на него, да как взовьется под самые облака:
— Смотрите, — кричит, — хорошенько! Да только его стража и видела…
Обрадовался старый царь, как прилетел на своей птице диковинной царевич во дворец, обнял его, расцеловал и указал на радостях пир затеять.
Ну, вот, сидят они за столами бранными, пьют, едят, утешаются. Только один царевич сидит не веселешенек, — не ест, не пьет ничего, не смотрит ни на кого.
Заприметил это царь и спрашивает царевича:
— Ты скажи, не утай, сынок мой любезный, почто ты сердце свое ретивое крушишь, почто с нами хлеба-соли не кушаешь, ничего не пьешь, по что голову пониже плеч могутных повесил? Али девица какая в сердце тебе зазнобу закинула? И ты тайны такой от меня не таи, а только слово молви, и все дело порешим за веселым пирком да за свадебкой!
— Государь ты мой батюшка, — говорил на то царевич, — не о том кручина моя великая, а о чем, — того сказать мне никак нельзя, потому что о ту пору ты на меня больно поразгневаешься!
— Сказывай сынок, — отвечает царь, — чего робеть. Я на радостях, что тебя вживе увидел, все для тебя сделать рад буду!
И сказал царевич царю-батюшке:
— Государь ты мой, батюшка, уж как первая моя дума о том, что полюбил я больше жизни своей иноземную королевну и не в силах я с нею в разлуке жить.
— Что ж, — говорит царь, — это дело твое. Кого похочешь, того и замуж возьмешь.
— А вторая дума моя, ни за что, ни про что, из-за клеветы одной человек пострадал, которого ты в ссылку отправил. А по иному сказать — это столяр, который у меня при дворе служил и во всем мне угождать умел.
— Ну, — говорит царь, — и это дело немудреное, укажу только ужо, и живым манером столяра тебе предоставят.
— А третья моя думушка, — сказал царевич, — пожалуй ты моему столяру казны богатой и укажи ему орлов из клиньев деревянных наделать, чтобы летать на них люди могли.
Вот на это царь ничего не ответил, нахмурился только и от сына отвернулся. А мало погодя и говорит ему:
— И первое тебе будет, и второе. А за это, должен ты свою проклятую птицу огнем сжечь и по ветру прах развеять. Потому что ничего нам не надо, как только жить, как жили до сей поры.
— Ну, — говорит царевич, — пусть будет на то твоя добрая волюшка, государь!
Так на том дело и порешили. Скорым делом свадьбу царевича с королевной иноземной справили, к тому времени столяра из ссылки воротили, а потом и деревянного орла на костре сожгли.
А как умер столяр, так и унес он с собой в могилу секрет, как из деревянных клиньев да дощечек летающих птиц мастерить…
Видео: Загадки из СССР
Сказка счастливая копейка
