Далеко-далеко, на самом крайнем север, среди бушующих волн Ледовитого океана воздвигается чудный таинственный остров, покрытый первобытным ледяным покровом и окруженный вечно подвижным поясом плавучих льдов.
Местами прибрежные скалы подступают к самому морю и воздвигаются над ним крутою, почти отвесной стеной. Ослепительно ярко сверкают на солнце первобытные льды и девственные снега.
Теплые солнечные лучи подтачивают их в летнюю пору, и огромные глыбы с тяжким грохотом обрушиваются в море. Замечутся тогда волны в внезапной тревоге, и духи бурь, живущие на льдинах, вдруг встрепенутся, схватятся за свои валькообразные (валькообразные движение — движение или перемещения тела вокруг продольной оси) весла и бешено помчатся, обгоняя друг друга, налетая и сталкиваясь, наполняя воздух оглушительным звоном, скрипом и визгом наскакивающих друг на друга льдин.
В ужасе спешит укрыться от них эскимос, вышедший в море на своем каюке, чтобы попытать счастья с гарпуном. Беда, если заметят его духи бурь!
Столкнувшись с разбегу на льдинах, в один миг сплющат они его самого вместе с его каюком или задуют в тростники и подымут такую бурю, что волны встанут горами, и одна льдина полезет на другую. Сплошною, непроницаемою стеною тянутся вдоль берегов веко — вечные ледяные горы.
То грозным утесом свешиваются они над бурным морем, и волны с неумолчным гулом и воем разбиваются об их иссиня — прозрачные ледяные бока, то отступают он в глубь острова, предоставляя ютиться на плоском прибрежье убогим землянкам эскимосов.
Но стена и тут все та же сплошная, непроницаемая стена, прорезанная лишь по временам глубокими трещинами или пробуравленная гротами, откуда шумно и быстро низвергаются в море многоводные потоки.
Но в самый разгар прилива расступаются иногда ледяные скалы и открывают таинственные, никому неведомые пути, ведущие в жилище благодатных духов Великих Огней — северного сияния.
Духи эти, нередко охраняющие эскимоса и на охоте, и в море, когда снует он в своем утлом каюке среди громадных плавучих льдин, живут в недрах гор, на берегах глубоких заливов с зеленеющими цветущими берегами.
Живут они в невиданной красоты блестящих жилищах, a какие у них гарпуны, какие весла и лодки! Тюлени кишмя — кишат у берега, воздух полон оглушительного крика гагар, гусей, уток и всякой другой водяной и сухопутной птицы.
Белые куропатки целыми стаями перелетают по откосам гор, снег словно утоптан стаями зайцев. То там, то сям поминутно мелькает сизо — серая шубка полярной лисицы…
Как-то осенью, уже под вечер, медленно проходил узким прибрежьем один из жителей острова, эскимос Инну. Неспокойно и смутно было у него на душе. Весь день, начиная с самого утра, преследовала его неудача.
Поднявшись с зарею, пошел он осмотреть западню, приготовленную им для оленя, — западня оказалась пуста. Потом приметил он на снегу след зайца и пошел было по следу. Шел он так да шел, след зайца путался и перебивался, то метнется в сторону, то будто совсем исчезнет, а там опять появится…
Наконец, заманил он его в ледяное ущелье. Повернул было туда по следу Инну, да жутко стало: садился туман, и в глубине ледяного прохода сгустилась такая мгла, что ничего не было видно: только слышался серебристый звон, точно от множества источников, сочившихся в глубине льдов.
Эта музыка доносилась из глубины прозрачно — голубых жилищ духов Великих Огней, обитающих в недрах ледяных гор.
Вернулся Инну домой. Погодя немного и видя, что туман рассеялся, захватил он гарпун и вышел в море в своем каюке. Но едва успел он удалиться от берега, как огромная ледяная гора бешено промчалась мимо него.
Гигантский дух бури сидел на ее вершине и изо всех сил греб своим валькообразным веслом. Испугался Инну, как бы не погнался за ним грозный дух, и в страхе не знал, что ему делать.
Но в ту же минуту другая льдина, еще того больше, промчалась следом за первой. И на этой льдине тоже сидел дух бури, и изо всех сил работал своим валькообразным веслом.
Погнался он за первым духом и, разогнав льдину, наскочил на него со всего разбегу. Завязалась битва. Льдины сталкивались и расходились, и снова налетали одна на другую. Долго бились духи, и бедный Инну едва успевал увертываться, чтобы не попасться им на дороге.
Но вот духи, бросив весла, принялись дуть в тростник. Почернело море, и страшные волны заходили горами, льдины с грохотом сталкивались и лезли друг на друга, словно в смятении и страхе.
Каюк, как щепка, носился по расходившемуся морю. Но какая-то невидимая сила охраняла его: проворно и ловко отводила она в сторону льдины, и благополучно вывела его к берегу.
«Верно, на мое счастье какой-нибудь дух Великих Огней вышел тут в море на рыбную ловлю», — подумал Инну, очутившись на берегу, и медленно пошел домой вдоль узкого прибрежья.
Когда подходил он к своей низенькой землянке, солнце совсем уже садилось, и все небо было усеяно мелкими клубящимися облачками. На душе у Инну было как-то тревожно и смутно. Он сильно продрог и устал и, придя домой, отдал гарпун жене и сейчас же лег спать и крепко заснул.
Долго спал он. Вдруг разбудил его страшный шум и треск, и какой-то необычайный грохот, казалось, весь ледяной остов острова трещал и разрушался. Было это в самую полночь, но Инну, открыв глаза, увидел яркий свет.
«Великие Огни играют в небе», — подумал он и вышел посмотреть на их игру.
Огненные столбы, то бледнея, то разгораясь, сходились и расходились на северном краю неба. Весело играли Великие Огни, и были они так ярки, что кругом все было видно почти, как днем.
Береговые скалы отступали тут довольно далеко от берега, и на широком, всегда пустынном прибрежье в эту минуту суетлива копошились какие-то неведомые странные люди — крохотные человечки в белоснежных меховых кафтанах и в шапках из меха красной лисицы.
Проворно вырезали они из снега большие квадратный плиты и, укладывая их одну на другую, строили дома. Дело так и кипело у них в руках, и едва только успевали они приняться за постройку, как дом вырастал уже под самую кровлю.
Подивился Инну пришлецам, но тут же взяло его сомнение и, недоумевая, что бы это были за люди, из осторожности поспешил он убраться домой в свою землянку и сейчас же снова крепко заснул.
Проснулся Инну, когда совсем уже рассвело. Вспомнил он, что видел ночью, и решил было, что приснилось это ему во сне. Все еще лежа на своих оленьих шкурах, стал он раздумывать, что предвещал ему такой необычный сон. Однако любопытство все-таки не давало ему покоя.
Встал он, наконец, и вышел на воздух. На широком прибрежье вытянулся целый ряд, словно из земли выросших домов — высоких, просторных, так и сверкавших на солнце своею белизной.
Около них лежали такие гарпуны, весла, каюки и большие грузовые лодки, каких бедному Инну и во сне никогда не снились. Вокруг домов хлопотливо бегали и сновали крохотные человечки в белоснежных меховых кафтанах и остроконечных шапках из меха красной лисицы.
Но теперь Инну разглядел еще, что носы у этих человечков были как будто коротенькие, да глаза красноваты, словно у чаек.
И житье же настало для Инну с появлением белых человечков! Тюлени ли, дичь ли, рыба ли, — все так и давалось им прямо в руки. Они в море, и Инну в море, за ними следом, я просто не знает, куда деваться со своим уловом.
Тюленье мясо и ворвань (жир, добываемый из сала морских млекопитающих), так и не переводились в его землянке, китового уса накопил он столько, что и конца-краю не виделось этому запасу, тюленьи кожи навалены были горами…
В море он ни разу не натолкнулся ни на какую опасность. Духи бурь на своих ледяных глыбах, казалось, сами обходили его каюк, и волны стихали под ударами его весла! На охоте дичь тоже, словно сама собою, валом-валила на него.
Кажется, никогда еще не видывал он столько куропаток, зайцев, лисиц. Одни только олени не давались ему, чуть наметит он оленя, приготовит ему западню, глядь, на утро западни как не бывало.
Сами белые человечки тоже никогда не трогали оленей, у них с ними завелась какая-то особая дружба. Олени чуть не стадами разгуливали между их землянками, ласкались к ним, терлись, бегали за ними следом. Да, и житье же было эскимосу Инну!
Наступила длинная ночь, а он ее словно и не заметил. Великие Огни почти не потухали на небе. Сидит, бывало, в своей землянке Инну и вдруг заслышит стук, грохот и шум — выйдет на воздух. Великие Огни столбами играют в небе, разгуливают и пляшут, и вместе с ними на снегу веселятся, кувыркаются, хохочут, пляшут и белые человечки в своих колпаках из красной лисицы.
Но долгая ночь миновала, дни стали быстро расти, заиграло солнце на снежных вершинах, заискрилось в ледяных откосах. Духи бурь заготовляли себе новые льдины, укутанные глубоким белым снегом, надвинули их к самому краю ледяных откосов, и висят они над обрывом: ждут, что вот-вот подтолкнет их дух бури, и полетят они вниз в бушующие черные волны.
Но чем длиннее становились дни, чем ярче горели во льдах солнечные лучи, тем грустнее и тише становились беленькие человечки.
Все реже и реже играли ночами Великие Огни, и человечки не кувыркались уже и не плясали так весело, как, бывало, во время долгой ночи.
Вот уже стали обнажаться из-подо льда скалы, рыба кишмя — кишит у берегов, валом-валит перелетная птица, прилетели гагары, чайки принялись уже вить себе гнезда в расселинах скал. Весь остров звенит, поет. В ледяных его недрах проснулись бесчисленные ключи, и с серебристым звоном, и плеском просачиваются, бегут внутри ледяных гор.
Прислушиваются белые человечки к этой музыке, доносящейся до них из подземных жилищ духов Великих Огней, и становятся все грустнее и тише.
Раз, ночью, крепко заснул Инну в своей землянке. Ночь была сырая и холодная, густой туман с вечера еще окутал и землю, и морс.
Крепко спал Инну в своей землянке, как вдруг проснулся он от страшного шума: казалось, с треском лопались ледяные горы, из недр их оглушительно громко раздавалась музыка, звучавшая в подземных жилищах Духов Великих Огней.
Выскочил Инну на воздух и видит: Великие Огни так и играют на небе. В страшной суматохе мечутся и бегают беленькие человечки: проворно складывают они свои пожитки и нагружают их в большую лодку.
Вот уложились, уселись и поплыли в море, все дальше и дальше. Закружились, заплясали Великие Огни и залили своим светом все море. A беленькие человечки гребут себе да гребут, плывут все дальше и дальше, утопая в ярком сиянии.
Но вот, точно стон пронесся но острову, изо всех ущелий, со всех откосов сбегались олени, целым стадом собрались они на морском прибрежье и остановились, как вкопанные.
Закинув назад свои ветвистые рога, вытянувшись в струнку и протягивая впереди морды, провожали они взглядом утопавшую в чудном сиянии лодку, маленьким черным силуэтом рисовавшуюся на этом огненном фоне.
И чем ближе подходила лодка к расходившимся в небе огненными столбам, тем ярче разгорались Великие Огни, тем веселей и радостней играли, и плясали они в небе и, окружив, наконец, лодку, совершенно скрыли ее из глаз.
Огненные столбы сошлись, сплотились, и вдруг между ними взвились темные клубы, словно дыма, и волны пламени залили все небо. Но вот над этим морем огня появилась золотистая полоса, спокойным кротким светом загорелась она, и Великие Огни стали понемногу бледнеть и тухнуть.
Наконец, на небе ничего не осталось, кроме больших туманных пятен да мелких клубящихся облачков. Потемневший берег расстилался, пустынный и тихий, и только олени, впервые познавшие дружбу с человеком, все еще стояли на берегу, и из глаз их катились крупные слезы.
На утро вышел Инну из своей землянки, печально и пусто показалось ему опустевшее прибрежье: кое-где валялись покинутые гарпуны да лодки, да стадо оленей бродило по истоптанной снежной полянке.
Увидали они Инну, радостно бросились к нему навстречу и стали к нему ласкаться и жаться. Пожалел их Инну и сам стал их ласкать и гладить, и завелась между ними такая же дружба, как была когда-то у них с белыми человечками.
Это было первое стадо ручных оленей, появившееся на чудном звенящем острове, окруженном подвижным поясом плавучих льдин.
О. Петерсон
Видео: Зима. Обская губа. Вид с вертолета
Белые медведи и собаки острова Хейса
Сказка о трех елках в лесу
