
Жил мужик с женою, и у них были три дочери. Две нарядницы — затейницы, а третья дочь простоватая, и зовут ее сестры, а за ними и отец, и мать дурочкой.
Дурочку везде толкают, во всем помыкают, работать заставляют. Она не молвит и слова, на все готова; и траву полете, и лучину колете, коровушек доит, уточек кормит. Кто что ни спросит, все дура приносит. Дура, поди, за всем дура гляди.

Едет мужик с сеном на ярмарку, обещает дочерям гостинцев купить. Одна дочь просит:
— Купи мне, батюшка, кумачу на сарафан.
Другая дочь просит:
— Купи мне алой китайки.

А Машенька молчит, да глядит. Хоть дура, да дочь. Жаль отцу, и ее спросил:
— Чего тебе, Машенька, купить?
Маша усмехнулась и говорит: купи мне, свет батюшка, серебряное блюдечко, да наливное яблочко.
— Да на что тебе? — спросили сестры.
— Стану я катать яблочком по блюдечку, да слова приговаривать, которым научила меня старушка, за то, что я ей калач подала.
Мужик обещал и поехал. Близко ль, далеко ли, мало ли, долго ли, был он на ярмарке, сено продал, гостинцев купил: одной дочери алой китайки, другой кумачу на сарафан, а дуре серебреное блюдечко, да наливное яблочко.
Возвратился мужик домой, и показывает подарки. Сестры рады были, сарафаны пошили, а над дурой Машенькой смеются да, ждут, что она будет делать с серебряным блюдечком, с наливным яблочком.

Дура не ест яблочко, а села в углу и приговаривает:
— Катись — катись, яблочко, по серебряному блюдечку, показывай мне города и поля, леса и моря, и гор высоту и небес красоту!
Катится яблочко по блюдечку, наливное по — серебряному, а на блюдечке все города один за другим видны, корабли на морях и полки на полях, и гор высота и небес красота.

Солнышко за солнышком катится, звезды в хоровод собираются и так все красиво на диво, что ни в сказке сказать, ни пером написать.

Загляделись сестры, а самих зависть берет, как бы выманить у дуры блюдечко, но она свое блюдечко ни на что не променяет.
Злые сестры похаживают, зовут, подговаривают:
— Душенька сестрица! В лес по ягоды пойдем, земляничку соберем.
Дурочка блюдечко отцу отдала, встала да в лес пошла. С сестрами бродит, ягоды сбирает и видит, что на траве заступ лежит. Вдруг злые сестры заступ схватили, дурочку убили, под березкой схоронили.

А к отцу пришли и говорят:
— Дурочка от нас убежала, без вести пропала, мы весь лес обошли, ее не нашли, видно волки съели!
Жалко отцу — хоть дура, да дочь! Плачет мужик по дочери, взял он блюдечко и яблочко, положил в ларец да замкнул, а сестры слезами обливаются.

Водит стадо пастушок, трубит в трубу на заре и идет по леску овечку отыскивать, видит он бугорок под березкой в стороне, а на нем вокруг цветы алые, лазоревые, над цветами тростинка.

Пастушок молодой срезал тростинку, сделал дудочку, и диво дивное, чудо чудное — дудочка сама поет — выговаривает:
— Играй, играй, дудочка! Потешай света — батюшку, мою родимую матушку и голубушек сестриц моих. Меня, бедную, загубили, со свету сбыли за серебряное блюдечко, за наливное яблочко.
Люди слышат — сбежались, вся деревня за пастухом оборотилась, люди пристают к пастуху, выспрашивают, кого загубили? От расспросов отбою нет.

— Люди добрые! —говорит пастух. — Ничего я не ведаю, а искал в лесу овечку и увидал бугорок, на бугорке цветочки, над цветочками тростинка. Срезал я тростинку, сделал себе дудочку, сама дудочка играет — выговаривает.
Случился тут отец дурочки, слышит слова пастуха, схватил дудочку, а дудочка сама поет:
— Играй, играй, дудочка, родимому батюшке, потешай его с матушкой. Меня, бедную, загубили, со свету сбыли за серебряное блюдечко, за наливное яблочко.
— Веди нас, пастух — говорит отец, — туда, где ты срезал тростинку.
Пошел он за пастухом в лесок на бугорок и дивится на цветы прекрасивые, цветы алые, лазоревые. Вот начали разрывать бугорок, и мертвое тело отрыли.

Отец всплеснул руками, застонал, дочь несчастную узнал, и лежит она убитая, неведомо кем загубленная, неведомо кем зарытая. Добрые люди спрашивают, кто убил — загубил ее?
А дудочка сама играет — выговаривает:
— Свет мой батюшка родимый! Меня сестры в лес зазвали, меня бедную загубили за серебряное блюдечко, за наливное яблочко, не пробудишь ты меня от сна тяжкого, пока не достанешь воды из колодца царского.
Две сестры завистницы затряслись, побледнели, а душа как в огне, и признались в вине.

Схватили их, связали, в темный погреб замкнули до царского указа, высокого повеленья, а отец в путь собрался в город престольный.
Скоро ли, долго ли — прибыл он в тот город. К дворцу он приходит, вот с крыльца золотого царь — солнышко вышел, старик в землю кланяется, царской милости просит.

Сказал царь — надёжа:
— Возьми старик живой воды из царского колодезя, когда дочь оживет, представь ее нам с блюдечком, яблочком, с лиходейками — сестрами.
Старик радуется, в землю кланяется и домой везет скляницу с живою водою, бежит он в лесок на цветной бугорок, отрывает там тело.
Лишь он спрыснул водой — встала дочь перед ним живой и припала голубкой на шею отцу. Люди сбежались, наплакались.

Поехал старик в престольный город, привели его в царские палаты. Вышел царь — солнышко, видит старика с тремя дочерями: две за руки связаны, а третья дочь, как весенний цвет, очи — райский свет, по лицу заря, из очей слезы катятся, будто жемчуг падают.
Царь глядит, удивляется, на злых сестер прогневался, а красавицу спрашивает:
— Где ж твоё блюдечко и наливное яблочко?

Тут взяла она ларчик из рук отца, вынула яблочко с блюдечком, а сама царя спрашивает:
— Что ты, царь — государь, хочешь видеть: города ль твои крепкие, полки ль твои храбрые, корабли ли на море, чудные ль звезды на небе?

Покатила она наливным яблочком по серебряному блюдечку, а на блюдечке-то один за другим города выставляются, в них полки собираются со знаменами, с пищалями, в боевой строй становятся.
Воеводы стоят перед строями, головы перед взводами, десятники перед десятками. И пальба, и стрельба, дым облако свил, все из глаз закрыл!
Яблочко по блюдечку катится, наливное по — серебряному: на блюдечке море волнуется, корабли как лебеди плавают, флаги развеваются, с кормы стреляют. И стрельба, и пальба, дым облако свил, все из глаз закрыл!

Яблочко по блюдечку катится, наливное по — серебряному: в блюдечке все небо красуется, солнышко за солнышком кружится, звезды в хоровод собираются.
Царь удивлен чудесами, а красавица льется слезами, перед царем в ноги падает, просит сестер помиловать.
— Царь — государь! — говорит она, — возьми моё серебряное блюдечко и наливное яблочко, лишь прости ты сестер моих, за меня не губи ты их!

Царь на ее слезы сжалился, по прошенью помиловал, она в радости вскрикнула, обнимать сестер бросилась.
Царь глядит, изумляется, взял красавицу за руки, говорит ей приветливо:
— Я почту доброту твою, отличу красоту твою, хочешь ли быть мне супругою, царству доброй царицею?
— Царь — государь! — отвечает красавица, — твоя воля царская, а над дочерью воля отцовская, благословенье родной матери, как отец велит, как мать благословит, так и я скажу.
Отец в землю поклонился и послали за матерью. Мать благословила дочь.
— Еще к тебе слово, — сказала царю красавица, — не отлучай родных от меня, пусть со мною будут и мать, и отец, и сестры мои.
Тут сестры ей в ноги кланяются.
— Недостойны мы! — говорят они.
— Все забыто сестры любезные! — говорит она им, — вы родные мне, не с чужих сторон, а кто старое зло помнит, тому глаз вон!
Так сказала она, улыбнулась и сестер поднимала, а сестры в раскаянье плачут, как река льются, встать с земли не хотят.
Тогда царь им встать приказал, грозно на них посмотрел, во дворце остаться велел.

Пир во дворце! Крыльцо все в огнях, как солнце в лучах, царь с царицею сели в колесницу, земля дрожит, народ бежит:
— Здравствуй, — кричат, — на многие века!
— Царь с царицей, на радость дней, нам солнцем светлей!
Сказка выгодная торговля
Видео: Совенок поселился в доме