Заяц

Содержание

Подробности заячьего поведения

Многие из моих знакомых бывают удивлены, узнав, что я не фотографирую животных. Многие уверены, что я никогда не брал в руки охотничье ружье.

Однако я и фотографировал, и охотился, пока не убедился, что и на съемке, и на охоте видишь мало, а запоминаешь еще меньше.

Гораздо интереснее те встречи и наблюдения, когда просто смотришь на сцены из звериной, птичьей, лягушачьей жизни, не вмешиваясь в нее.

Охотился я никак не менее двадцати лет, еще в те времена, когда о Красных книгах и не думали. И хотя приходилось бродить в таких местах, где несчитанные и непуганые звери никогда не видели охотника с ружьем, я так и не подстрелил ни одного зайца. Мне просто не везло.

Здоровенные русаки выскакивали чуть ли не из-под ног и без особой поспешности уходили невредимыми. Это не прибавляло мне азарта, и как-то постепенно желание убить сменилось желанием посмотреть.

За жизнью нескольких зайцев удалось понаблюдать в спокойной обстановке. Многое узнал по их следам. Но все-таки полного представления о жизни зайцев нет до сих пор.

Хотя есть уверенность, что проходит она не в одних только тревогах и постоянном страхе. Есть у зайцев и врожденная смекалка, и неплохая память на места и события.

А если бы еще опыт бывалых зверей становился достоянием сородичей, как, например, у кабанов и ворон, то завоевал бы русак совсем другое место на жизненной арене. Но у них кто что постигнет, тот с тем и живет сколько ему на долю выпадет.

Следы зайца

Как запутывает свой след русак прежде, чем затаиться на лежке, знают не только охотники, но как уходит он от погони орла, лисы, борзой, видели немногие.

Спасаясь от зубов и когтей хищника, заяц не только полагается на быстроту и силу своих ног, но и успевает на бегу решить задачу, как обмануть преследователя.

В феврале я специально поехал в Нижнекундрюченское охотничье хозяйство, что в низовьях Северского Донца, посмотреть на отлов зайцев сетями и понаблюдать за беркутами, которые слетаются в те края охотиться на зайцев.

А русаков в заказнике этого хозяйства, начинающемся прямо от станичных дворов, было столько, что за два часа неторопливой охоты восемь человек (четверо загонщиков и четверо у сетей) поймали двадцать зайцев.

Линия загонщиков была такой редкой, что чуть ли не половина вспугнутых в тот день зайцев осталась на свободе, разбежавшись по сторонам. Удирали они не по снежной целине, а по своим тропам.

Отбежав немного, почти каждый останавливался на бугорке, поднявшись столбиком, быстро оценивал обстановку и, оправившись от первого испуга, довольно спокойно скакал отыскивать новое место, где можно было отлежаться до еще далекого вечера.

Но один из прорвавшихся вместо того, чтобы остановиться и осмотреться, шпарил почему-то прямиком к дальним зарослям высокой ольхи у ручья. Он с такой быстротой проносился лощинами и вымахивал на бугры, что казалось, будто скачет не один, а несколько зверьков.

И только когда заяц, не выбирая пути, пронесся мимо меня, увидел я гнавшегося за ним беркута, за которым едва поспевала одинокая ворона. Орел был немолод, а значит, опытен в охоте.

Скорость его полета была больше скорости отчаянного бега зверька, он казался обреченным. Беркут уже вытянул вперед когтистые лапы, намереваясь перехватить зайца на вершине бугра.

Фигура орла накрыла беглеца. Снег взметнулся в том месте, где окончилась погоня. Ворона, словно по инерции, пролетела еще немного и опустилась на тополь, стоявший в сторонке.

А через несколько секунд взлетел и уселся на тот же тополь беркут. Без зайца. И ворона посмотрела на этого властелина с явным разочарованием и осуждением: как же, мол, так? упустил верную добычу?

Как заяц увильнул от верной смерти, я не видел: крылья орла закрыли финал погони. Но снег, как фотоснимок, сохранил то неуловимое мгновение. Орлу схватить бы зайца на прыжке, то есть в воздухе, и тогда был бы он с добычей.

А он просчитался, упав на жертву в тот миг, когда заячьи ноги уже отталкивались от опоры. И остались на снегу только отпечатки крыльев: двумя веерами клинков врезались наискось в жесткий, слежавшийся снег крепкие маховые перья.

Когда орел взлетел снова, заяц был уже около зарослей ольхи и гнаться за ним было бесполезно. Почти так же упустил орел и другого русака.

Но если первый ушел от орла только из-за его просчета, побывав скорее всего в такой переделке впервые в жизни, то второй сделал это с какой-то отчаянной лихостью.

Как только орел вытягивал лапы, намереваясь запустить когти в заячью спину, русак одним прыжком менял направление, и хищник, теряя на вираже скорость, немного отставал.

Если бы в песках не было никакого укрытия, заяц проиграл бы, несмотря на все уловки. Но на последнем рывке он вонзился в раскидистый и густой куст колючего боярышника, сквозь переплетение веетвей которого не только беркуту, а и вороне пробраться непросто.

Но страшнее любого орла для зайца ястреб-тетеревятник, потому что от его когтей нет спасения, даром, что взрослый русак вчетверо тяжелее самого ястреба. Преследуемый им заяц готов спрятаться даже в лисьей норе, лишь бы она ему попалась. Так велика сила страха.

За день до выезда на отлов зайцев отправились мы пополнить фазаньи кормушки. Проехав через старый, запущенный сад, все сразу увидели четырех русаков, мчавшихся нам навстречу что было духу. Скакали они врассыпную, но причина паники должна была быть одна.

Ни браконьеров, ни бродячих собак в тех местах не водилось, и для охоты день был закрыт. Зайцев мог поднять лишь дикий хищник. Так оно и оказалось. Вслед за ними, не спеша, словно выбирая, кого хватать, летел крупный тетеревятник.

Зайцам оставалось до деревьев метров двести, но хищник постепенно отставал от них. И тут стало заметно, что у тетеревятника отвисает туго набитый зоб: ястреб летел с охоты, сытый.

Направляясь к месту отдыха, пролетал он над бахчой и выпугнул из реденького бурьяна четверку отлеживавшихся там русаков. Не выдержали у зайчишек нервы, а тетеревятник, наверное, и не смотрел на них…

В феврале, когда я начинал охотиться на зайцев, один русак показал, как можно уйти живым от лисьей пасти. Было это в Казахстане, в песках между Аральским морем и Мугоджарскими горами.

Зима выдалась для тех мест на редкость снежной: уже в декабре заваленные снегом пески оказались почти непроходимыми для пешего человека. А зайцев там было не сосчитать!

Попробовал охотиться верхом, но полудикие степные лошадки, все как одна, оказались настоящими союзницами зайцев. Они были послушны, пока ружье было за плечами, но стоило только немного приподнять стволы, как лошадь в испуге начинала крутиться на месте, и целиться становилось невозможно.

Увидев мою «джигитовку», пастух-казах сказал:

— Возьми верблюда, он ничего не боится. На него можно пушку ставить.

Охотничье утро выдалось без солнца, ветра и мороза. Рослый, с роскошной гривой-подвесом верблюд шагал вдоль песчаной гряды уже, наверное, час, а нигде не было ни единого заячьего следа.

Тоже загадка: ни одного зайца там, где были десятки. Ведь не мор же прошел среди них! Но тут в разрывы туч стало проглядывать солнце, появились тени, и стали заметны присыпанные снегом ямки.

Значит, ходили, кормились русаки вечером и в первую половину ночи. Значит, где-то здесь и лежат под снегом. Уж очень не хотелось ехать обратно с пустыми руками, и, поднявшись на бугор повыше, стал я в бинокль искать следок посвежее.

Подробности заячьего поведения

По дальнему пологому склону шла лиса. Вернее, не шла, а плыла по снеговой пелене, оставляя за собой голубоватую борозду. Красивое это зрелище, когда по сверкающей белизне идет красно-рыжий зверь.

Но шел этот зверь явно по не видимому мне следу: лиса искала зайца. Обшаривая в бинокль склон впереди лисы, увидел я желтоватое пятнышко на нем и чуть заметную тень от бугорка или валика снега.

Ясно: там зарылся заяц и туда шла лиса. Еще шаг. Еще. Сейчас будет схвачен беспечный косой. Но как только лисий нос приблизился к желтоватому пятнышку, снег перед ним бесшумно взорвался.

Заяц вырвался из своего убежища, перемахнул через лису и, вздымая снег, понесся по склону, чуть забирая кверху, к его гребню. И уже на послед них перед гребнем буграх, там, где снег был не очень глубокий, разглядел я, что вместо хвостика-цветка у зайца краснел голый прутик.

Стало быть, лиса успела-таки извернуться и цапнуть на лету выскочившего зайца. Но в ее пасти остался только клок густой шерсти вместе с кожей хвоста. Куцый хвостишко спас хозяину жизнь.

Лиса чуть замешкалась, выплевывая его, и безнадежно отстала от зайца. Желтизна на том месте, где прятался русак, была песком.

Заяц выкопал полунорку — полупещерку на склоне, засыпал вход изнутри снегом, оставив узенькую щелку для наблюдения за собственным следом, чтобы видеть, кто подойдет по нему.

Ну, и песка немного выбросил. Лису он, конечно, видел, но рисковать не стал, потому что лежал головой в ее сторону. Тут был свой расчет: выскакивать навстречу нельзя, пробиваться сквозь заднюю стенку пещерки рискованно потеряешь твердую опору под ногами.

Заяц нашел единственно верный выход. Хвоста он лишился не навсегда: кожа на нем нарастает быстро. Бывает, так о колючку распорет спину, что кажется, вся шкура с него свалится. Но уже через неделю затянет располосованную кожу, а летом и шерстка нарастет новая.

За пять с лишним десятилетий моей зоологической практики было немало и других интересных встреч с заячьим племенем. Но не все записаны в дневниках, многие мелочи безвозвратно просеялись сквозь редеющее сито памяти.

Зато нынешние воспоминания о необычных, забавных, трагичных и самых будничных случаях с зайцами не вызывают у меня угрызений совести. Никто из них не поплатился за это жизнью.

И все больше растет убеждение, что нет еще таких знатоков, которым до тонкости были бы известны все подробности заячьего поведения.

Можно было бы порассуждать о том, что больше зайцу по душе день или ночь, рассказать о жизни особого клана зайцев городских пустырей, о зайцах-подростках и их играх, о ночных огнях заячьих глаз в степи, о многом другом.

Но я хочу закончить вопросом: да, заячья жизнь полна опасностей, но труслив ли заяц?

Кандидат биологических наук Семаго Л.