Ворон Кара и собака Чунка

Содержание

Снова в лесу

Устав кричать, вороненок взъерошился и притих. Если мы пытались дотронуться до него, он принимал угрожающую позу и щелкал клювом, стараясь ухватить за пальцы.

Вороненок

Пробовали давать ему рыбу и консервированное мясо, но он ничего не ел. Куски, запиханные насильно, выплевывал. Мы всерьез стали опасаться за жизнь вороненка.

Но вот к концу второго дня он проглотил маленькую форельку, положенную в клюв, затем съел еще кусок… На следующий день он уже сам, широко раскрыв клюв, тряс крыльями, выпрашивая еду.

С этого момента птенец требовал пищу через каждые десять пятнадцать минут. Уходя на работу в тайгу — мы вели наблюдения за жизнью бобровых поселений, — мы не могли оставлять его дома одного.

Моя жена Аня сажала вороненка себе на плечо и то и дело кормила его кусочками рыбы, которые специально для этого брала с собой.

Если нам случалось уходить ненадолго и мы оставляли своего питомца дома одного, как потом он радовался нашему приходу! Возбужденный, крикливый Кара (так мы назвали ворона) подбегал и кричал до тех пор, пока Аня не начинала его кормить, посадив на руку или на плечо.

Однажды, вернувшись к кордону, мы, как всегда, закричали: «Кара, Кара!» Навстречу выскочили наши собаки — кудлатый Мирка и маленький, со смешно закрученным хвостом щенок-лайка Чунка, но Кара из сеней не вышел.

Заподозрили Мирку в том, что она задавила ворона. Мы давно приметили, что она его еле-еле терпела и если бы не запрещение, то с удовольствием бы разделалась с противным существом, которое почему-то так нравится хозяйке…

Но Мирка оказалась ни при чем. Обычное «Ка-а-ка-а» донеслось откуда-то сверху. С елки к нам летел Кара. Летел тяжело, неуклюже… Он только что научился летать.

Мирка, недовольно зарычав, ушла в дом. Зато маленькая Чунка весело запрыгала, стараясь достать Кару. Она ничего не имела против того, что вороненок поселился у нас.

Кара выглядел настоящим красавцем: гладкие, глянцевитые перья отливали синевой, хвост и крылья казались монолитными.

Мы немало дивились прожорливости ворона. Сколько ни корми его, он ненадолго улетит, а вернувшись, опять требует еду. Лишь случайно нам удалось установить причину столь невероятного аппетита: Кара делал запасы «на черный день».

Кусочки мяса, рыбы он прятал на крыше, или среди деревьев, или под пнями и тщательно маскировал мхом и камешками. Если у Кары вдруг появлялось подозрение, что его запасы кем-нибудь обнаружены, он сразу хлопотливо начинал их перепрятывать.

Всего несколько дней прошло с тех пор, как наш питомец научился летать, а он уже стал первоклассным летуном. Хвост его сильно удлинился. Действуя им, как рулем, Кара мог на полной скорости сделать резкий поворот, или пролететь между близко стоящими деревьями, или же, набрав большую высоту, падать, кувыркаясь в воздухе.

Теперь Кара сопровождал нас в маршрутах. Он летал где-то рядом, а проголодавшись, садился нам на плечи. Ворон вскоре усвоил, что в каше, которую мы варим собакам, есть куски мяса или рыбы.

Он садился около Чунки и, пока собака неторопливо ела, внимательно смотрел в кашу. Заметив узкую полоску консервированного мяса или блеск рыбьей чешуи, Кара немедля выхватывал из миски лакомый кусок и улетал с ним, чтобы через минуту вернуться за следующим.

Вопль обиженного щенка нисколько не смущал его. Чунка незлопамятна. После еды она весело играет с Карой.

Игра обычно начинается так: Чунка внезапно наскакивает на Кару, опрокидывает его и старается удержать, прижав к земле передними лапами. Кара некоторое время лежит неподвижно, затем резким движением вырывается и несильно дергает Чунку за хвост или ухо.

Чунка бросается ловить его. Убегая от собаки, Кара почти никогда не взлетает. Он бежит, переваливаясь с боку на бок или смешно, неуклюже подпрыгивая. Чунка — большая любительница таскать во рту всякие палки.

Схватит какой-нибудь прут и с деловым видом несет его. Кара вертится около Чунки и норовит ухватить конец палки. Чунку игра увлекает. Она кладет палку и останавливается около нее, искоса поглядывая на Кару.

Кара вертелся около Чунки и норовил ухватить конец палки.

Ворон бежит к палке, ему осталось совсем немного, но в этот момент Чунка подхватывает прут, и все начинается снова. Если ворону удается ухватить конец палки, начинается состязание: кто кого перетянет?

Оба стараются изо всех сил, Кара помогает себе взмахами крыльев, но собака все-таки сильнее. Бывает и так: грызет собачка кость, а Кара издали наблюдает. Только Чунка зазевается, Кара уже убегает с украденной костью.

Чунка побежит за ним немного, а потом отвлечется чем-нибудь по пути и бросает погоню. Кара немедленно возвращается с костью и снова вызывает собаку на игру. Если Чунка ляжет, Кара осторожно дергает ее клювом за хвост или ухо, заставляя вновь вступить в возню.

Совсем иные отношения у Кары с Миркой: фокстерьер часто остервенело рычит на ворона, который улетает прочь, держа в клюве клок рыжей или белой шерсти.

Чунка с Карой отдыхают вместе. Задремлет ворон, сидя прямо на земле, спрятав голову под крыло, и собака рядом свернется калачиком.

К нам нередко приходил Жучок — дворовый пес с ближайшего лесоучастка. Однажды, играя с нашими собаками, он неосторожно прихватил Чунку зубами — щенок завизжал.

На визг немедленно появился Кара. Большой и черный, он с высоты спикировал на Жучка и так долбанул его, что бедный пес завертелся на месте. Кара снова взмыл вверх, чтобы повторить нападение.

Жучок с поджатым хвостом помчался прочь, а ворон — за ним. Вскоре Кара вернулся. Он сразу подлетел к Чунке, потянул ее за ухо, и они принялись играть.

Нас удивляло богатство языка Кары. Он мог кричать протяжно и резко, посвистывать, издавать звуки, похожие на воркованье, очень легко и точно воспроизводил самые различные шумы: жиканье пилы, собачий лай, голоса некоторых птиц.

Пел он и свои «песни». Его песня напоминала по мелодичности шипение кипящего чайника. Но как самозабвенно он ее пел! Издав очередную «трель», он на миг наклонял голову, как бы восхищаясь уходящими звуками.

Трудно представить, что здоровая птица может лежать на боку. А Кара мог. Как-то мы увидели такую картину: Кара, лежа на боку, играет лапами с пустой бутылкой. «Совсем особачился ворон», — шутили мы.

Ворона - ворона и орехи – рассказы о животных — Ворона — ворона и орехи – рассказы о животных

Кара и необычные привычки

У Кары появилось много привычек, совсем несвойственных птицам. Он, например, заходил в темные сени избушки и шествовал через них в комнату.

Тут его все интересовало. Особенно нравилось ему ходить по столу и сбрасывать на пол все, что тут лежит. Поэтому вскоре у нас осталась только металлическая посуда.

Заметив на столе ложку или кружку, случайно забытую нами, Кара брал ее в клюв, подходил к краю стола и бросал. Наклонив голову набок, он внимательно следил за тем, что происходит.

Совершенно неожиданно мы нашли волшебное средство против бесчинств ворона. Этим средством оказался игрушечный пластмассовый верблюд — шутливый подарок одного нашего знакомого из Ташкента.

Мы для чего-то поставили игрушку на стол, где в это время хозяйничал Кара. Увидав верблюда, ворон испуганно закричал, принял оборонительную позу, затем отступил и позорно бежал через окно на улицу. Появился он в комнате не скоро.

Влетев в окно, сделал вид, что вот-вот нападет на верблюда, но лишь ожесточенно поклевал для храбрости ближайшие предметы, а к игрушке так и не подошел. С этих пор мы стали класть около верблюда те предметы, которые мог испортить ворон. Игрушка надежно охраняла их.

Мы долго гадали, как Кара встретится с дикими воронами. Однажды утром мы услышали громкое «крру-кррру» и поняли, что это летит старый ворон, потому что молодые кричат «ка-а-ка-а». Вышли из домика, чтобы посмотреть, что будет делать Kapa. A Kapa?

Кара, забыв, что он умеет летать, вобрал голову в плечи и, пугливо озираясь, побежал в избушку. На каждом шагу он жалостно вскрикивал. Старый ворон услыхал этот крик, стал кружиться над избушкой, пытаясь увидеть Кару.

Да где там! Кара забрался в самый глухой угол избушки. Вид у него был очень обескураженный. Когда Мы звали его, он отзывался еле слышно.

Ворон - таинствен, умен и понятлив — Ворон — таинствен, умен и понятлив

Переезд

Кончился срок полевой работы на кордоне. Мы должны были поехать в управление заповедника. Предстояла многочасовая поездка на моторной лодке. Мы не были уверены, что Кара догадается лететь за нами, поэтому сделали для него ящик-клетку.

Как орал возмущенный Кара, когда я сунул его в клетку! Потом затих, нахохлидся и отвернулся от нас. «Кара!» — позвала ворона Аня. Но Кара молчал. Он не отвечал Даже на лай Чунки. Наконец доехали.

Кару интересовало все.

Дом управления заповедника стоит высоко на склоне горы. Внизу — прекрасное, самое большое на Кольском полуострове озеро. На его берегу рыбачья избушка, повыше двухэтажные корпуса пионерлагеря.

Кара очень быстро освоился с местностью и с населением. Он узнал, что рыбак па берегу озера всегда угостит его рыбьими потрохами, что пионеры выходят из столовой не с пустыми руками: у одного в кулаке ломоть мясного пирога, у другого — кусок котлеты.

Кара никак не успевал поедать все эти дары и прятал их под складками шифера на крыше столовой. С его запасами постоянно случались различные казусы.

Однажды Кара только что набрал полный клюв каши, а девочка, угостившая его, протягивала уже новую порцию. Кара на какой-то миг растерялся. Вдруг он заметил белый халат, оставленный медсестрой у входа в столовую. Запрятать в складки халата комки каши — для него дело одной минуты.

Когда Кара возвращался с новой порцией каши, сестра уже надевала свой халат. Каша ползла по рукаву и падала на землю. Кара даже бросил новую порцию от возмущения. «Ка-а-ка-а!» — пронзительно кричал он.

В его крике было столько обиды и недоумения, а вид рассерженного и взъерошенного ворона так смешон, что рассмеялись не только ребята, но и пострадавшая улыбнулась.

Пока Кара собирал остатки каши, на крыше появилась тонкая, гибкая фигура кошки. Она вылезла из слухового окна и, лениво жмурясь, потянулась. Кошка вовсе не собиралась грабить Карины склады, но ворон все понял иначе.

Он подлетел и сильным ударом крыла опрокинул кошку на бок. Кошка покатилась по скату крыши. У самого края она попыталась удержаться. Не тут-то было. Ворон с силой столкнул ее вниз. Наклонив голову, посмотрел вслед убегающей кошке и спокойно допрятал свою кашу, потом полетел домой.

Сейчас домом для него стала комната, в которой мы остановились. Он безошибочно находил ее окно и влетал в открытую форточку. В окна чужих комнат он вначале только заглядывал. Но однажды к нам без стука вбежала женщина — наш бухгалтер.

Нервно переминая пальцами носовой платок, она резким голосом сказала мне и Ане: «Зайдите ко мне в комнату, посмотрите, что ваш Кара учинил!»

Ну и вид имела обычно опрятная комната! Жалкими осколками лежали на полу сброшенные с этажерки безделушки. Стол с опрокинутым графином был весь засыпан пудрой, а сама пудреница лежала раскрытой на подоконнике, там, где обычно красовалась ваза, осколки которой сейчас валялись на полу вместе с разбросанными бигуди.

Виновник этого беспорядка расхаживал по столу. Ворон, обсыпанный пудрой и держащий в клюве тюбик губной помады, конечно, очень смешок, но нам-то было не до смеха!

Запах - аромат хвойных деревьев – хвойный лес — Запах — аромат хвойных деревьев – хвойный лес

Снова в лесу

Вновь наступило время полевой работы. Пришлось опять посадить Кару в ящик. Грузовик привез нас на аэродром.

Началась погрузка самолета. Уже уложена разборная металлическая лодка, рюкзаки, ящичек с фотоаппаратурой, бинокли и карты. Поверх этих вещей мы поставили ящик с Карой. Заработал мотор.

Мы прильнули к иллюминаторам. Вот уже внизу видны ленты дорог, квадраты полей. Вскоре поля и поселки исчезли, и потянулись леса, болота… Самолет делает крутой разворот. Внизу большое село, но машина так наклонилась, что кажется, будто дома не внизу, а где-то сбоку.

Вот самолет выправился; теперь он летит совсем низко. Промчался назад редкий бор, затем тощий березняк, и наконец, коснувшись своей тени, самолет запрыгал по просторному полю аэродрома…

Летчик вышел из кабины, открыл дверцу и спросил:

— А как себя чувствует ваш ворон?

— Посмотрим. Кара! — позвала Аня.

Кара сразу выскочил. Но в каком он был виде! Взъерошенный, с разлохмаченными перьями, он совсем не был похож на того гладкого красавца, которого мы сажали в ящик перед полетом.

А как он был рассержен! Ни с того ни с сего накинулся на чужую собаку, которая вертелась возле самолета. Кара вертелся около Чунки и норовил ухватить конец палки.

Неподалеку от аэродрома, на берегу широкого Поноя, мы поставили свою палатку. Вскоре около нее потрескивал веселый костер, а над ним висели два закопченных котелка. Один из пилотов стоял у края воды и без устали работал спиннингом. Каждую минуту он подтягивал пустую блесну.

Около него стояла Мирка; нетерпеливо дрожа, она ожидала, когда «возьмет» рыба. Для этой собаки не существовало большего удовольствия, чем вытаскивать на берег пойманную спиннингистом рыбу. Чунка лежала около палатки в ожидании обеда. Кара скрылся где-то в лесу.

Хлеб – свой свежий хлеб - походная хлебная печь — Хлеб – свой свежий хлеб — походная хлебная печь

Мы были очень огорчены тем, что наш питомец потерял свой лоск. Голодной Чунке, видимо, стало больше невмоготу ждать, и она начала нетерпеливо повизгивать. На ее голос немедленно прилетел Кара.

Он привел себя в совершенный порядок. Глянцевитой синевой отливало гладкое перо, хвост и крылья казались монолитными. Первым делом Кара подлетел к Чунке, и та, сразу забыв про голод, стала обнюхивать друга.

Убедившись, что с Чункой ничего не случилось, Кара взлетел на поперечную жердь над костром. Под ним висели котелки и жарко трещал огонь. Кара сидел над котелком и очень ловко, совершенно бесстрашно выхватывал из кипящей каши кусочки мяса.

Иногда языки пламени подымались высоко вверх и, казалось, вот-вот охватят ворона. Но Кара сохранял абсолютное спокойствие, будто огонь ему вовсе ни почем.

Обед готов. Собаки лежат возле своих мисок. Их еда стынет. Кара подходит к Чунке и начинает вылавливать из ее миски кусочки мяса. Это уже ей не нравится. Но когда собаки получили разрешение есть, Кара и Чунка мирно ели из одной миски.

Вымыв посуду и залив костер, мы решили сходить в ближайшее село Краснощелье, чтобы купить продукты, необходимые для дальнейшего путешествия. Уже собравшись, мы хватились Чунки и Кары.

Тщетно звали их минут десять, а потом, решив, что они найдут палатку сами, пошли в сопровождении одной Мирки. Краснощелье, расположенное над обрывистым берегом Поноя, оказалось большим, красивым селом. В центре его находится магазин. У входа толпился народ.

«Очередь», — с неудовольствием подумали мы, жалея свое время. Но это была не очередь. Люди окружили играющих Чунку и Кару. Кара! Чуна! — позвали мы. Пока Чунка пробиралась под ногами плотно стоящих людей, Кара перелетел через их головы и запрыгал по нашим плечам.

Мы купили нужные нам продукты и направились к своей палатке. Шли в сопровождении всех краснощельских ребятишек. Их очень развлекали Кара и Чунка. Чунка шла спокойно, Кара вприпрыжку семенил рядом. Когда ворон немного отставал, он Догонял собаку, пролетев несколько метров над землей.

Три дня наша палатка простояла около Краснощелья. За это время Кара хорошо изучил поселок. Он знал звероферму, где можно стащить лакомый кусочек мяса, знал, что мальчики, которые ловят рыбу на берегу Поноя, с удовольствием дадут ему всякую мелочь. Краснощелье тоже узнало нашего ворона.

Люди, встретив Кару, всегда пытались подозвать его, покормить, он охотно принимал подачки, но в руки чужим все-таки не давался. Кара всегда задерживался в Краснощелье до вечера, и я обычно приходил за ним.

— Кара! Кара! — звал я.

«Ка-а!» — доносилось откуда-то из-за домов. И Кара несся прямо ко мне, балансируя огромными крыльями, садился на мою руку.

— Ухо оторвет, — часто говорил какой-нибудь прохожий.

Играя, Кара любил хватать меня или Аню за ухо или прядь волос. Но в это прикусывание он никогда не вкладывал усилия и делал это совсем не больно. Так иногда ласковая собака забирает в пасть руку хозяина, не оставляя на ней даже царапины.

Прошло уже много дней, как наш маленький караван покинул гостеприимный поселок. Кончился трудный подъем по бурному Поною, и теперь мы спускались вниз по течению, тщательно осматривая берега, стараясь найти на них следы бобровых поселений.

Иногда нам приходилось обследовать и берега притоков. Бесподобно красивы пороги Сахарной. Живописны поросшие дремучим ивняком берега таинственно — спокойной извилистой Тицки.

А какие ручьи встречались на нашем пути! То быстрые, с порогами и пеной между камнями, то задумчиво — спокойные, с глубокими ямами и широкими плесами.

К концу подходило короткое северное лето. Становилось холодней. Особенно хорошо мы это замечали, когда оказывались по пояс в ледяной воде.

— Кисло что-то на Сахарной реке, — шутили мы, — а на Кислой почему-то не сладко!

Зато и у Кислой и у Сахарной рек были сладкие берега. Масса ягод, необорных северных ягод, буквально усыпала кочки болот и поляны перелесков. Для Кары наступила золотая пора.

Его зоб был постоянно набит черникой, морошкой и голубикой. Своей свободой он зачастую злоупотреблял. Встречаясь с выводками диких воронов, которые попадались нам на пути, Кара заигрывался со сверстниками и подолгу не отзывался на зов.

С некоторых пор он перестал бояться диких воронов, как это было вначале.

В таких случаях приходилось прибегать к крайнему средству: мы слегка дергали Чунку за ухо, собака рассерженно взвизгивала, и Кара как-то всегда слышал этот голос, он сразу забывал крылатых товарищей и немедленно летел к нам.

Убедившись в том, что с Чункой ничего не случилось, он садился около нее и начинал игру, не обращая никакого внимания на протест Мирки, выраженный злобным рычанием.

Случилось так, что наша экспедиция затянулась, запасы продуктов быстро уменьшались. Выручала рыба. Щуки и хариусы ловились хорошо и регулярно. В избытке оставался и сахар, поэтому мы нередко собирали голубику или чернику, чтобы сварить на ужин варенье.

Кара при сборе ягод не отходил от Ани: он очень любил, чтобы ягоды ему вкладывали прямо в рот, хотя и сам собирал их великолепно.

Однажды я заметил, что остатки сухарей, которые мы берегли как «НЗ», катастрофически быстро тают. Оказалось, Кара нашел лазейку в продовольственный ящик. Мы пронаблюдали за ним.

Вытащив сухарь, ворон летел с ним к затопленному около берега реки плоскому камню, клал сухарь в воду на камень, прижимал ногой и начинал долбить.

Мы нигде никогда не слышали, чтобы птица размачивала себе на обед сухари! Не съев и десятой части, Кара отпускал сухарь плыть по течению, а сам летел за следующим.

Когда я заделал дырку в ящике, Кара был заметно расстроен. Он сидел около ящика и уныло смотрел на то место, где только что была такая хорошая дыра. Теперь открытым оставался только ящик, в котором были вещи, не представлявшие, казалось бы, для Кары никакого интереса: пачки чая, соль, спички.

Но однажды мы увидели Кару, который, деловито прижав лапой спичечный коробок, открыл его клювом и высыпал спички в воду. Наклонив голову, он с интересом наблюдал, как они уплывают по течению. Тут же, на берегу, лежало множество пустых коробок.

Мы бросились к ящику и убедились, что коробка, которую только что потрошил Кара, была последняя. Лихорадочно пересчитали те спички, которые завалялись в наших карманах. Их оказалось пятнадцать — ровно столько, сколько дней оставалось до конца полевой работы. По спичке в день.

Выход был только такой: разжигали костер вечером, варили ужин, ночью около него спали, а утром следующего дня, раздув тлеющие головешки, готовили завтрак.

Однажды, подняв головы на привычное «ка-а-ка-а», мы с удивлением увидели, что Кара не один — рядом с ним летит другой ворон. Когда они поравнялись с лодкой, чужак резко взмыл вверх, а Кара уселся на корме около Чунки. Пришлый ворон кружился над лодкой.

Вероятно, это была молодая птица, которая отбилась от своего выводка. Чужак был заметно мельче и слабей Кары. Теперь нас сопровождали два ворона — ручной и дикий.

Интересно, что и дикий ворон, следуя за Карой, стал утрачивать осторожность, он теперь подпускал нас совсем близко. Только побаивался Чунку, она очень невзлюбила его и все пыталась подкрасться к нему сзади.

— И этот обручнеет, — шутили мы, — привезем двоих в заповедник и скажем, что Кара раздвоился. — Но все вышло по-другому.

Однажды нам надо было обследовать небольшой приток Поноя. Кары с нами не было. Он и новый ворон, как это теперь часто бывало, куда-то улетели несколько часов назад.

Мы, надеясь к вечеру вернуться на Поной, стали подыматься по притоку. Но случилось так, что работа задержала нас на два дня. Когда мы вернулись, Кары около места нашей последней стоянки не было, хотя песчаный берег хранил совсем еще свежие следы ворона.

Напрасно при виде каждого далеко летящего ворона мы принимались звать Кару. Это был не он. На Чунку было жалко смотреть.

Собака внюхивалась в следы на берегу, потом поднимала морду кверху и протяжно и тонко лаяла. В этом лае было столько тоски и отчаяния, что мы, жалея собаку, как-то забывали о своей грусти.

Вернувшись в Краснощелье, мы услышали рассказ геологов о том, что к их партии пристали два ворона, один из которых подлетал совсем близко и жалобно кричал. Некоторые суеверные люди пытались отогнать его камнями.

Ворон пробыл около партии целый день и улетел только к вечеру. Это случилось как раз на месте нашей последней стоянки, через день после того, как мы покинули ее.

Если бы мы знали, что стоит подождать один день и Кара снова будет с нами!

Остался ли Кара жить со своим новым другом на воле или поплатился за свою доверчивость к людям (ведь, к сожалению, много еще есть любителей палить во все живое!), мы не знаем.