
Сказка истории одного блина
Это было на масленицу. Дрова трещали: тр-р-р, тр-р-р… Раскаленная плита тяжело вздыхала от жара: уф-уф-уф!.. А в маленьких сковородках шипело масло, подскакивая веселыми брызгами, пока на них лилось с огромной ложки жидкое тесто.
— Тшшш-ш-ш… — самодовольно прошептала одна из сковородочек. — Вот так блинок!
И в самом деле первый Блин удался на славу: ровный, румяный, жирный.
— Пф-пф! Славный сынишка у меня вышел! — радостно откликнулась сковородке жидкая опара, лежа в большом глиняном горшке.
— Ах, госпожа ложка, пожалуйста, постарайтесь, чтобы все мои дети выходили такими… — упрашивала она разливательную ложку, озабоченно наклонившуюся за край горшка. — Пожалуйста!..
— Уж будьте спокойны… Я знаю свое дело!.. — серьезно буркнула ложка, быстро зачерпнула опару и, осторожно вылезая из горшка, понесла ее на раскаленную сковородку.
Таким образом явилось на свет множество румяных, маслянистых блинов, но самый первый был, все-таки, всех румянее и удачнее. Он лежал в самом низу, на блюде, под грудой своих братьев, и одним бочком поглядывал по сторонам.
Он видел, как деревянная ложка сновала от горшка, где лежала его маменька — опара, к весело шипящим сковородкам, как лилось белое тесто и маленький, новорожденный, круглый блинок выпрыгивал на блюдо.
— Ш-ш-ш!.. Осторожнее!.. Осторожнее!.. — шипело при этом масло.

Первый Блин видел, что ложку держала красная рука толстой женщины, но он не мог понять, кто кого слушается: ложка ли руку или рука ложку?..
Между тем, новорожденные блины все прибывали, а опара все убывала. Наконец она вздохнула, еще раз посылая на ложке своего последнего сынка, и ее не стало!
Тогда красная рука толстой женщины опрокинула на стол пустой горшок. A где же моя мамаша? — робко спросил первый Блин, протянувшуюся близ горшка ложку.
Нет твоей мамаши, глупыш!.. Она сделала свое дело — создала целых шесть десятков славных ребятишек и умерла…
Все мы должны делать какое-нибудь дело, приносить какую-нибудь пользу и потом умереть!.. Так идет все на свете…
— А я? Что же я должен буду делать? Я и мои маленькие братцы? — удивленно спрашивал Блин.
— А ты и твои братцы пойдут на этом самом блюде в комнату, там вас поставят на стол и съедят!..
— Что же это значит съедят? — опять спросил первый Блинок.
— Ну, это сам увидишь!.. — проворчала ложка.
— Твое дело лежать и ждать, что будет, и постараться не остыть, потому что тогда тебя никто не похвалить, а это мне будет неприятно, потому что я твоя крестная мать, и не хочу срамиться из-за тебя перед людьми.
Как раз в этот миг красные пальцы подхватили блюдо с блинами и понесли его куда-то. Маленький первый Блин с испугу зарылся, как можно глубже, под братьев, и лежал ничего не видя, прижавшись к теплому дну блюда. Ему казалось, что сейчас с ним произойдет что-то очень скверное.
Он чувствовал, как груда братьев, лежащих на нем становилась все легче, слышал, как стучали вилки и ножи, как разговаривали и смеялись люди. Но вот острый конец вилки воткнулся в соседнего брата и слегка оцарапал румяный бок первого Блина.
Тут уж он ни мог не выглянуть!..
Боже мой, как все это было страшно: его последние братцы лежали на тарелках, разрезанные, истерзанные, облитые чем-то белым, а острые вилки то и дело втыкались в их тела и совали их в открытые рты…
Ох, как чавкали эти рты, как страшно оскаливались зубы!
И все люди были такие красные, толстые, сытые, казалось, что они были набиты блинами!
— Нет, я не хочу… я не хочу идти в рот! — изо всех сил кричал первый Блин. Но его никто не слышал, ножи стучали, рты продолжали раскрываться и чавкать, и блины, один за другим, исчезали в их глубине.
Наконец в комнату опять пришла кухарка и унесла блюдо обратно. Маленький Блин этого не видел, он лежал без сознания, совсем холодный. Очнувшись в кухне, он оглянулся, теперь он лежал один одинешенек на белом дне блюда, а рядом с ним дремала большая ложка.
— Бедные мои братцы! — жалобно воскликнул Блин. — Неужели их всех съели эти ужасные люди?!
— Ага, теперь ты понял, что такое значить: «есть» … Видишь, ты уже не так глуп! — серьезно сказала ложка. Да, твоё счастье, что тебя не отправили в рот. Хотя все равно этим должно кончиться: кто-нибудь тебя да съест… Всякий должен исполнять свой долг, а твой долг — быть съеденным, это верно!
По маленький Блин не совсем был согласен со своей крестной мамашей.
— Уж если умирать, так хоть не на том ужасном стол, где погибли мои братья, — думал он про себя. И хоть бы люди не так страшно разевали рты…
Тут кухонная дверь тихо отворилась и на пороге показался сгорбленный старик в лохмотьях, он робко поглядывал на оставшийся Блин.
Но кухарка сунула ему в руку черствый кусок хлеба и, сердито захлопнув дверь, проворчала:
— Тоже шляются тут, всякие попрошайки… Наберешься про них блинов!..
— Нда!.. Вот это истинная правда. Наша кухарка очень умная женщина, — думала серая кошка, Минка, греясь у плиты. Этот Блинок для меня остался!
Кухарка вышла куда-то из кухни.
— Прекрасно! — быстро сообразила Минка и мягко вскочила на стол, к блюду с одиноким, румяным Блинком.
— Пойдем-ка, приятель!.. — ласково прокурлыкала она и осторожно взяла блин в зубы. Пойдем, я устрою масленицу своими котятками…
— Ай-ай-ай! — отчаянно закричали перепуганный Блин. Крестная, спасите меня! Я не хочу, чтобы меня съела кошка.
— Ну, милый, не все ли равно, кто тебя съест, — утешительно заметила ложка.
— Вы очень умны, госпожа ложка!.. Вы почти так же умны, как наша кухарка, — мяукнула на прощанье Минка. Она выпрыгнула в открытую форточку, прямо в снег, и побежала через двор к сараю, где спали ее дети.
Вдруг из-под ворот выскочило что-то маленькое, черное, лохматое и с лаем бросилось к кошке.

— Подай мне блин!.. Подай мне блин!.. Подай!..
Это был злейший враг Минки — пес Шарик.
— Ну, это мы еще посмотрим! — рассердилась Минка, прижатая к забору. И все-таки ей пришлось выпустить Блин изо рта, чтобы ловчее отбиваться от собаки.
А на заборе сидела старая ворона.
— Вот бы мне попользоваться. — думала она, наклоняя вниз свой длинный нос и поглядывая одними глазом на сражающихся.
Улучив минутку, она быстро схватила валявшийся в снегу Блин и поднялась с ним вместе на воздух. Минка и Шарик дружно бросились за воровкой, но уже было поздно! Ворона была далеко.
Она летела над улицей, и Блин болтался у нее в клюве.
— Еще того лучше! Неужели меня съест это носатое чудовище? Раздумывал он, и вдруг почувствовал, что обрывается и падает куда-то вниз, оставив в клюве вороны порядочный кусок своего тела.
— Уф, как приятно путешествовать одному! — только и успел подумать Блин, как шлепнулся на что-то мягкое.

— Батюшки мои! Откуда-то мне Бог послал блинок? — удивленно шептал старый нищий, рассматривая блин, упавший к нему прямо па колени, пока он отдыхал на скамейке, у ворот дома.
И Блин узнал в нем того самого старичка, которого сердитая кухарка назвала попрошайкой.
— Целый день я ходил из дома в дом, — продолжал рассуждать нищий, — везде пахло блинами. Везде люди были сыты и веселы, и никто мне не подал ни блинка!
— Деда, я хочу блинка!.. Дай мне блинка! — скажет мне внучка, когда я вернусь в свой угол. Ну вот я и принесу ей блинок. Радостно улыбался старик и, бережно завернув Блин в лоскуток бумажки, спрятал его за пазухой, на груди, и Блин слышал, как бок — о — бок с ним билось что-то ровно и тихо: тук — так… тук — так!
Ему было так спокойно, тепло и мягко…
Убаюканный этим ласковым стуком, намаявшийся Блин, сладко задремал у сердца старого нищего.
Ну вот теперь я согласен и умереть, если уж так нужно! — думал Блин засыпая, и он спал так сладко, так крепко, что больше никогда не проснулся…
Но сквозь дрему он слышал, как веселый, ласковый, детский голос тихо приговаривал:
— Милый, славный, хорошенький Блинок, как я люблю тебя!..
Г. А. Галина
Деревянная куколка — сказка.
Видео: Дед Матвей и малахит Урала