Сказка лесной дед и царевич

Содержание

Королевна

В старое время в далекой стороне жил — был царь. Была у него жена, добрая царица, да сынок малый, красавец-царевич.

Любил царь пуще всего охоту и каждое утро выезжал в свой любимый лес, а зверья там всякого было видимо-невидимо.

Лесной дед

Вот только раз царь едет с охоты обратно и видит, что идет из лесу старый человек, настоящий дед лесной. Несет он на себе соболей, куниц, бобров и лисиц многое множество.

Удивился царь, что у простого мужичонки, добычи больше, чем у него, и спрашивает:

— Где достал?

— В лесу, батюшка — царь, силками наловил.

Рассердился царь, только виду не показал. Зазвал лесного деда к себе в гости, накормил, вином напоил, потом приказал схватить его, в тяжелые оковы заковать и в каменное подземелье засадить.

С той поры охотился царь без помехи. Проходит год, другой, проходит третий. Сидит дед лесной в глубоком каменном подземелье, a свету туда проходить только что в маленькое окошечко, что во двор выходило.

Царский сын

На ту пору царский сынок подрос, стал на дворе с няньками, с дядьками в разные игры играть, золотые стрелы пускать, золотые яблочки катать.

Вот раз, пустил он стрелу золотую, и залетела она в маленькое окошечко, что в подземелье было. Подбежал царевич к окошечку, глянул внутрь, увидал там лесного деда, не испугался, а стал его просить:

— Отдай дедушка мою стрелу!

— Не отдам, — говорит старик, — пока не выпустишь меня отсюда. Хочу я в лесу вольным воздухом подышать, не хочется мне в темном подземелье лютой смертью помирать.

Задумался царевич:

— Как же я тебя, дедушка, выпущу? Заперто подземелье засовами тяжелыми, замками хитрыми.

— А ты достань, царевич, только ключики, лежат они у твоего батюшки под подушкою.

— Жалко мне тебя, дедушка, да боюсь батюшку прогневать.

Заплакал тут лесной дед и начал опять просить:

— Выпусти меня, царевич: в иную пору и я тебе пригожусь!

Сжалился царевич над стариком, улучил время, когда царь на охоте был, достал ключи, и пока дядьки да мамки по сторонам глазели, взял и отпер замки, хоть об засовы тяжелые все руки себе исцарапал.

Выпустил он лесного деда. Тот ни слова не сказал и в лесу скрылся. Вернулся сам царь с охоты да как узнал, что лесного деда выпустили, пришел в великий гнев.

Созвал он бояр и говорит им:

— Хочу я сына своего судить и вместе с дядьками и мамками смертью казнить.

Начали бояре за царевича просить; пришла царица сама и со слезами за сына молит.

Смиловался царь, решил сына смерти не предавать, а только с глаз долой навсегда его прогнать, а вместе с ним и дядьку, что вовремя не досмотрел за царевичем.

Пошел царевич из родного дома, горючими слезами заливаясь. А за уголком дожидалась его царица — матушка, сунула ему кусочек хлебца, обняла его на прощание, благословила, и пошел царевич путем — дорогою неведомо куда.

Идет за ним и дядька его. Только злой человек был этот дядька, не мог он простить, что из-за царевича и его прогнали, шел за ним да злые думы думал, как бы царевичу отомстить.

Шли они, шли, шли долго. День был жаркий, солнце так и печет. Захотелось царевичу пить. Увидал он колодец в сторонке и говорит дядьке:

— Достань-ка мне водицы!

— Не достану, — отвечает дядька.

Идут дальше. Больше прежнего захотелось царевичу пить, и солнце жжет нестерпимо. Попадается другой колодец.

— Дядька, достань-ка мне водицы испить! — говорит царевич.

— Не достану, — отвечает дядька.

Пошли дальше. Долго шли они, пока дошли до третьего колодца. Не вытерпел царевич, не стал больше дядьку просить, подошел к колодцу, заглянул него, а он глубокий, и вода на самом дне.

Взял он тогда длинную жердочку и говорит дядьке:

— Держи жердочку, а я по ней на дно опущусь, воды напьюсь.

Полез царевич по жердочке, опустился на дно, стал воду пить, а дядька взял, да и вынул жердочку из колодца, чтобы не по чему было царевичу назад лезть.

— Сиди, — говорит, — тут, а я дальше пойду.

Начал его тут царевич просить, чтобы не губил он его, не оставлял в колодце на голодную смерть.

— Хорошо, — говорит дядька, — вытащу я тебя, только отныне я буду царевичем, а ты дядькой.

Горько стало царевичу, но согласился он и царское слово в том дал. Опустил ему опять жердочку дядька, и вылез царевич. Отдал тогда ему дядька свою одежду, а сам надел царевичеву, и пошли они дальше.

Немного погодя, спрашивает дядька царевича:

— Ты кто?

— Дядька, — со слезами отвечал царевич.

— Ну так не смей рядом со мной идти, а иди сзади!

Чуже — странное царство

Вот они шли, шли, пока не зашли в чуже — странное царство. Пришел дядька прямо в королевский дворец, сам назвался царевичем, пирами да весельями занялся, а настоящему царевичу велел на кухню идти, поварам королевским помогать.

Горько было царевичу, но он ничего не сказал: царское слово крепко держал.

Немного прошло времени, и научился царевич готовить кушанья лучше королевских поваров; не нахвалится им король. Досадно стало дядьке. Зашел он раз перед обедом на кухню и как только царевич отвернулся, он взял, да и насыпал в кушанья горькой травы.

Сели обедать. Подали королю его любимое кушанье, a горькие травы в нем рот жгут, есть нельзя. Рассердился король, велел позвать повара и закричал на него:

— Что? Ты надо мной смеяться задумал, горьких трав наложил?

Как ни говорил царевич, что не он виноват. Не поверил король, и осудил его смерти предать. Да на счастье сидела за обедом дочка короля, красавица невиданная. Жалко ей стало молодца, и упросила она батюшку помиловать его.

Согласился царь, только велел ему отныне быть не поваром, а конюхом и царских коней в поле водить. Увидел злой дядька, что царевич спасся, и говорит:

— Ваше королевское величество! Мой слуга такой лентяй, что всех ваших коней растеряет, пригрозите ему, что коли хоть один конь пропадет, то ему без головы быть.

Король послушался, пригрозил царевичу и отпустил его. Стал царевич с лошадьми жить. Горько ему было: королевская прислуга, и та смеется над ним, что его из поваров разжаловали.

Вот раз вывел он коней в поле, глазом не успел моргнуть, разбежались кони. Вспомнил царевич наказ короля, увидел перед собой смерть неминучую, сел под деревцо и начал плакать.

Вдруг слышит он:

— Здравствуй, добрый царевич!

Оглянулся и видит, что выходит из леса лесной дед, которого он у отца из подземелья выпустил.

— Здравствуй, дедушка!

— О чем плачешь?

Рассказал ему царевич свою беду.

— Ничего, не бойся! — говорит лесной дед, — я твою доброту не забыл.

— Пойдем ко мне в гости!

Повел его дед за собою в самую средину темного леса.

Стоит там на четырех пнях нарядная избушка, в избушке той все стены и полы дорогими мехами устланы, а посредине стол стоит, яствами всякими уставленный.

Усадил дед гостя за стол, накормил, напоил его, позвал свою старшую дочь красавицу и говорит ей:

— Чем наградишь ты царевича за то, что он вашего отца — старика из злой неволи выручил?

Отвечает дочка:

— Подарю я ему, батюшка, скатерку — самокормочку.

Взял царевич скатерку и попрощался с дедом. Только вышел он из лесу, смотрит — все кони тут как тут, ни один не пропал. Обрадовался он и вернулся к себе на конюшню.

Вечерком раскинул царевич скатерку — самокормочку, каких только на ней кушаний да вин не оказалось! И сколько ни ешь, сколько ни пьешь, — не убывает.

Вот пришлось ему опять идти в поле с конями. Не успел он за заставу выйти, как на беду разбежались кони. Испугался царевич, опять счастье, видит, что опять лесной дед навстречу идет и к себе в гости зовет.

Пошел к нему царевич, напился, наелся, а под конец позвал дед среднюю дочку и говорить ей:

— А ты чем подаришь царского сына за то, что он от неволи твоего отца избавил?

— Подарю я ему, батюшка, зеркальце: все, что захочет он видеть, зеркальце ему покажет.

Взял царевич подарок, поблагодарил за него и пошел из лесу, а кони уже собраны все, его дожидаются.

Настал вечер. Забрался царевич в конюшню, раскинул там скатерку — самокормочку, напился, наелся, потом вынул зеркальце и захотел посмотреть, что родные батюшка с матушкой делают.

Все увидел: у батюшки давно гнев остыл, и неутешно он о сыне тоскует, а матушка все глаза выплакала. Грустно стало царевичу. Захотел он тогда посмотреть, что у них в королевском дворце делается.

Видит, а дядька его за королевну сватается, и король соглашается, а королевна сидит у себя в тереме одна — одинешенька, горько плачет и приговаривает:

— Лучше за последнего конюха идти, чем за этого приезжего царевича.

Порадовался царевич, что ей его дядька не нравится, и закрыл зеркальце.

На другой день опять пошел он с конями в поле, опять встретил старика и у него в гостях побывал. На этот раз позвал лесной дед младшую дочку:

— Чем ты наградишь, дочка, доброго царевича за то, что он меня из подземелья спас?

— Подарю я ему, — говорит она, — дудочку — самогудочку: стоит только к губам приложить, как загремит музыка дивная, зазвучат песни согласные.

Поблагодарил царевич за подарок и пошел домой.

Стало теперь его житье веселее. Развертывает он скатерку — самокормочку, ест, пьет, чего только пожелает. Возьмется за дудочку – самогудочку — загремит музыка, зазвучат песни дивные.

Захочет посмотреть, что на белом свете делается, — только раскроет зеркальце.

А в королевском дворце шум идет: царь согласье свое дал к свадьбе готовятся; дядька от радости ног под собой не чувствует, а королевна печалится, по ночам не спит, горькие слезы льет: не хочется ей замуж идти за приезжего царевича нелюбимого.

Вот раз ночью сидит она у окошечка и плачет. Вдруг слышит, играет где-то музыка дивная. Оглянулась царевна кругом: весь двор спит; потихоньку вышла она на крыльцо и слышит, что музыка из конюшни несется, а в окошечко свет виднеется.

Догадалась она, что это молодой конюший играет, и вернулась к себе в терем.

На другое утро она улучила минуту в то время, как царевич коней в поле погнал, зашла в конюшню и все нашла там. Заглянула царевна в зеркальце и сразу увидела, что оно не простое.

Взяла она зеркальце с собою не с злой мыслью, а думала, не объявится ли через него, кто такой молодой конюший; давно подсказывало ей сердце, что он не простой мужик.

Вечером гонит царевич коней домой; глядит — что за чудеса! Весь народ на улице, кричат, бегут, торопятся, a подле дворца и не пройдешь: царь, бояре — в тревоге.

Спрашивает царевич старшего конюшего, что случилось.

— А идет, — говорит он, — на нас войной чудище поганое о семи головах, ведет за собой войско несметное, хочет все наше царство мечом порубить, огнем пожечь, коли не отдаст за него наш царь свою дочку — красавицу.

— А что же приезжий царевич, ее жених нареченный? — спрашивает царевич про дядьку.

— Объявил король, — отвечает конюший, — что не бывать свадьбе, пока царство от чудища поганого не избавится, и кто такой смельчак выищется, чтобы чудище победить, тому царевна наградой будет. Теперь по всей земле клич идет.

Чудище

Глядит царевич: войска в поход собираются, со всех сторон богатыри и витязи съезжаются; дядьке его коня подают. Забирает он с собой войско и идет навстречу чудищу поганому.

Загрустил царевич: захотелось и ему силу свою попробовать, царство спасти, царевну добыть, да не понадеялся на себя, а пошел он с горя в лес и стал кликать лесного деда, — не поможет ли он чем.

A дед уж тут дожидается. Повел он царевича опять к себе, усадил его за стол, позвал дочку меньшую и велел ей подать братину с вином.

Братина имела вид горшка с конусообразной крышкой, подавали как правило на подносах (поддонах). Была медной или деревянной в народном быту, золотой или серебряной с чеканными узорами на богатых пирах – объем 4 – 5 кружки.

Выпил царевич братину одним духом.

— Ну, что? — спрашивает лесной дед, — какую ты силу в себе чувствуешь?

— Да кабы попался мне на дороге дуб, так я его одной рукой с корнем вырвал бы.

Позвал тогда лесной дед среднюю дочь и велел ей другую братину вина поднести. Выпил ее царевич и говорит:

— Кабы мог я весь лес рукой ухватить, разом бы его с корнем выдернул и под облако бросил.

Велел дед и старшей дочери подать братину с вином. Как осушил ее царевич, так почуял в себе силу нечеловеческую.

— Ну, что? — спрашивает старик.

— Да кабы рос дуб от земли до неба, и взялся бы я за него, так и землю повернул бы!

— Не гоже человеку такой силой обладать, — говорит дед и опять велит младшей дочери подать ему вина.

Выпил царевич, и убыло у него силы наполовину.

Вот пошли они из лесу в поле. Лесной дед свистнул и откуда ни возьмись — богатырский конь. Бежит — земля дрожит, пар из ноздрей столбом валит. Остановился конь перед царевичем, на коне том сбруя золотая, и оружие навешано.

— Ну, — говорит дед, — садись царевич, поезжай навстречу чудищу поганому, добывай королевну прекрасную и меня лихом не поминай — я твое добро помнил.

Мчится царевич, как вихрь, обгоняет и войска, и богатырей, подъезжает ближе и видит, чудище поганое всеми семью головами в воздухе колышется; за чудищем следом идет войско видимо — невидимо.

Завидели чудище войска королевские, испугались и бежать кинулись. Глядит царевич и его дядька оружие побросал и от страха в лисью нору лезет.

Наградил его царевич для смеха маленьким щелчком, заверялся дядька волчком, отлетел верст за семь, да там еще раз десять перевернулся.

Царевич и не оглянулся, едет себе дальше. Как увидело его чудище поганое, заревело от ярости: из ушей, из ноздрей пламя, дым валит, от топота земля содрогается.

Начался бой смертный. Ударил царевич мечом раз — другой о чудище — меч притупился. Ударил палицей раз – другой — палица от чудища отскакивает.

В третий раз не стерпел царевич, схватил чудище прямо руками, поднял его и изо всей своей богатырской мочи ударил о землю — тут из чудища и дух вон.

Бросился тогда царевич избивать войско чудища, силу несметную, глянул кругом, — меч далеко лежит, а палицу еле видно. Схватил он чудище в правую руку и давай им вокруг крутить. Махнет вправо — улица, махнет влево — переулочек, так полки и валятся.

А царевич знай себе чудищем помахивает, да приговаривает:

— А и крепко же ты, чудище поганое: не скоро изломаешься!

Долго ли, коротко ли, побил он всю рать несметную; измочалилось чудище поганое.

— Эх, — говорит царевич, — даром я похвалил тебя, чудище поганое: не вынесло ты богатырского бою, стало сенною трухой.

Бросил он его на землю, забрал свой меч, да палицу и, как ни в чем не бывало, помчался домой объездом, чтоб не заприметили, какой такой богатырь чудище побил.

Вернулся к себе, коня отпустил, а палицу да меч с собой взял; забрался в конюшню, раскрыл скатерку — самокормку и давай пировать.

Не думал царевич, что его кто-нибудь видел, не знал он, что царевна его чудесное зеркальце взяла, из рук зеркальце не выпускала, все смотрела в него, видеть хотела, кто чудище поганое победит.

Как увидел дядька, что царевич уехал с поля боя, выбрался из болота, куда от щелчка залетел, бегом кинулся к месту, где бой был, отыскал убитое чудище, поотрезал у него все семь голов, сложил их в кучку и сел подле отдыхать от боя жаркого.

Не много погодя, стали богатыри подъезжать да войска королевские. Видят, чудище убито, войско его побито, a подле отрубленных голов чудища иноземный царевич сидит.

Послали доложить королю, кто царство его спас, а дядька над ними ломается, своей силой похваляется:

— Пусть, — говорит, — их было бы втрое, для меня это дело пустое!

Обрадовался король, велит готовить пир на весь мир, на крыльце дядьку встречает, к столу ведет, с собой рядом сажает.

— А где, — спрашивает, — моя невеста?

Королевна

Послали за королевной. Пришла она, краше солнышка весеннего.

— Простите, — говорит, — батюшка, что замешкалась я, — никто мне сон разгадать не может.

— Какой такой сон?

— А видала я, батюшка, как наше войско от чудища побежало. Вдруг прискакал богатырь, красавец писаный. Конь под ним бежит — земля дрожит, из ноздрей пар столбом валит.

— Бросился он на чудище с мечом — меч иступил, бросился с палицей — не осилила и палица чудища. Взял он тогда чудище богатырскими руками, да о землю и зашиб чудище поганое.

А дядька от страха трясется.

— Разве можно, — говорит, — снам верить? Это я быль!

— А дальше, — заговорила королевна, — сон еще чуднее.

— Ухал тот красавец — богатырь с поля и стал простым младшим конюхом.

— Все это не правда! — кричит дядька, — мало ли что во сне снится!

— А что, добрый батюшка, — спрашивает королевна, — чем наказывают обманщиков?

— Смертью, — отвечает король.

— Так схватите его! — говорит царевна и сама на дядьку показывает, — а я вам настоящего богатыря покажу.

Пошли все за нею. Привела она их к конюшне и распахнула дверь. Смотрят: сидит там на полу конюший, красавец писаный, богатырь — богатырем. Разложена перед ним скатерть — самокормка и уставлена всякими яствами да питиями.

Подле богатыря лежать его меч зазубренный, да палица. Увидал их дядька:

— Вот он, вор, — кричит, — это он у меня меч, да палицу украл!

— А коли твои, так возьми! — говорит король.

Схватился дядька за них: ни меч богатырский, ни палицу с земли поднять не может. Испугался и говорит:

— Это я после боя с чудищем не отдохнул, силы не набрал.

— Подождите — вот пообедаю!

Видит король, что и вправду нареченный зятюшка обманщик.

— Ну, a где же богатырский конь? — спрашивает он.

Тут настоящий царевич свистнул богатырским посвистом. Вдруг, откуда ни возьмись, его конь бежит: в глазах огонь, бежит — земля дрожит, из ноздрей пар столбом валит.

Стал он перед царевичем, как лист перед травой. А дядька все не унимается, еще обмануть старается:

— И конь, — говорит, — мой!

— Ну, — говорит король, — веди его в конюшню!

Пошел дядька к коню — не идет, а крадется, от страха ноги подгибаются; да и конь на него сердито озирается. Подошел дядька совсем близко.

Не стерпел богатырский конь: уперся передними ногами да как ударит задними, так у дядьки дух занялся, кверху пухом он взвился, взлетел выше леса стоячего, выше облака ходячего.

Смотрели, смотрели король с королевной, не свалится ли он где обратно, да не тут-то было, знать и сию пору носится.

Бросился тут король к царевичу, обнимал, целовал его, дорогим сыном называл и жалел, что так долго в обман давался. А царевич все напасти позабыл и только на королевну любовался — глаз не спускал.

Вернулись во дворец вместе, объявили всем, что нашелся жених настоящий, и тут же свадьбу сыграли.