Содержание
Лось
Белка и дятел
Вороны и собаки
Кот Тошка
Кошка и собака
Одно время в окружающих наш дачный городок лесах можно было встретить лосей. Их было довольно много, но они бродили одиночками.
Лось
Редко, но можно было увидеть лосиху с лосенком, который прятался в ближайших кустах или за деревом и оттуда пугливо посматривал на приближавшихся людей.
Взрослый лось обычно или отдыхал на траве, или неожиданно выходил из чащи и останавливался, но никаких враждебных действий не предпринимал.
В одно летнее воскресенье на неширокой дачной улице появился лось. Он, точно прогуливаясь, медленно шел вдоль дачных палисадников, лакомился иван-чаем, росшим вдоль пешеходной тропинки, спокойно вглядывался во встречавшихся прохожих, которые удивленно наблюдали лесного гостя и следовали за ним на почтительном расстоянии.
За поворотом на улице лось увидел три стоящие у дач машины: черную, зеленую, голубую. Людей в них не было. Он сначала внимательно оглядел их, потом подошел к первой машине.
Огромный, коричневый, с серьезной горбатой мордой, он громко хмыкнул, обнюхал машину, как незнакомого зверя, обошел ее, потерся жестким боком, отошел на шаг и встал, не сводя взгляда своих внимательных глаз с машины, точно ожидая, что она как-то ответит, как-то проявит себя, но ничего не происходило.
Напрасно простояв несколько минут, лось направился к следующей машине. Он обнюхал ее со всех сторон, сквозь стекло разглядывая, какая она внутри, помычал, точно приветствуя, и, не получив никакого ответа, пошел знакомиться с третьей.
Так он обошел все машины, стоявшие на улице, и остановился в каком-то недоумении. И тут откуда-то из бокового переулка выбежала кремовая машина и, набирая скорость, пронеслась мимо лося.
Он сделал несколько торопливых шагов вслед за машиной, но потом остановился в раздумье, вдохнул запах бензина, замотал головой и пошел в поле, где, привязанные к кольям, на длинных веревках бродили две лошади — одна буланая, другая белая.
Лошади равнодушно смотрели на высоконогого, горбоносого, широкоглазого незнакомца. Он мычал им что-то приветственное, но лошади флегматично жевали траву и не имели никакого желания знакомиться поближе. Они не выказывали ни испуга, ни удивления.
Он подошел совсем близко и начал драть кору со старой осины. Лошади отгоняли мух, били своими мочальными хвостами по бокам. Он прошелся перед ними, тяжелый, рогатый, великолепный.
Лошади смотрели на его великолепие сонными, усталыми глазами, потом одна из них как-то презрительно заржала, и тогда лось резко повернулся и пошел на дорогу, лежавшую рядом с полем.
Он услышал шум приближающейся из-за поворота машины и встал посреди дороги, наклонив голову, упершись крепкими светлыми серыми ногами в землю.
Машина выбежала на него, и шофер резко затормозил, потом увидел, что зверь не собирается очищать дорогу, и начал давать громкие, пронзительные сигналы.
Лось вслушивался мгновение в этот грубый голос, затем как-то горестно замычал в ответ и, одним махом перескочив канаву, пошел широкими, быстрыми шагами в лес, не оглядываясь, как будто прогулка к людям не принесла ему ничего интересного…
Белка и дятел
У старой липы, стоявшей перед домом, был маленький, не больше пальца, сучок на высоте чуть выше человеческого нормального роста. На этот сучок мы накалывали кусочек сала, который клевали синицы.
Приглянулся он и солидному, медленному дятлу, который по стволу двигался, подпрыгивая, и, чтобы добраться до сучка, ему надо было перескочить на другую сторону липы, но тут всегда случалось неожиданное.
Шустрая, легкая, как коричневый дымок, белка, притаившаяся чуть выше сучка, так рассчитывала свои движения, что, когда дятел оказывался у сучка, белка, опередив его, срывала кусочек сала.
Белка воздушным прыжком взлетала выше, и, точно дразня дятла, садилась на ветке, и, не сводя с него глаз, уплетала сало за обе щеки. А дятел, издав крик обиды, отлетал ни с чем.
Это повторялось много раз. Тогда мы решили перехитрить белку. Мы бросали в траву перед липой куски старого сыра, которые очень любил дятел. Но белка, не боясь, прыгала с липы прямо перед дятлом и выхватывала из-под самого носа птицы кусочки сыра.
Ей доставляло какое-то странное удовольствие дразнить и обижать дятла. Он же имел привычку, приближаясь к еде, издавать долгий, громкий крик, точно предупреждал: «Я иду! Я иду!» На этот крик спешила белка, точно поднятая по тревоге…
Вороны и собаки
Первый раз, когда я рано утром услышал громкий стук в балконную дверь на втором этаже и увидел в стекле большую черную тень, я не испугался, но в этом стуке было что-то осмысленное и неприятное.
Большая ворона, сидя на дверной ручке, стучала сильно и картинно мне в стекло длинным клювом, громко, оглушительно каркая.
Я вышел на балкон. Ворона отлетела на соседнее дерево. Оказалось, что никакой мистики тут не было. И ничего особого тоже.
Просто она несла караульную службу, и, чтобы смотреть на все стороны, она поворачивала голову и направо. Клюв ее невольно сильно и четко ударял по стеклу, так как черный часовой не имел представления, что перед ним справа стекло.
А вся сцена, разыгравшаяся передо мной, состояла в следующем. Собачья еда в большой миске стояла под деревом. Когда собаки, поев, уходили к воротам, появлялись три вороны.
Одна садилась на мою дверную ручку на балконе, чтобы видеть, где находятся собаки, и следить за ними. Другая в это время пожирала остатки собачьей пищи. Третья, когда первая ворона издавала сигнал тревоги, бросалась с ходу навстречу собакам, имитируя нападение на них и отвлекая их в сторону, давая второй вороне есть из собачьей миски.
Собаки не любили ворон, и считали их появление у своей миски актом агрессии, и тотчас же устремлялись на защиту своей еды. Но бросившаяся им навстречу ворона уводила их в сторону, и они преследовали ее с громким лаем.
Наевшаяся, ворона сменяла часового на моем балконе, а когда собаки успокаивались, первая ворона начинала есть, за ней в очередь ела третья. Так они совместно придумали игру защиты, чтобы каждая могла спокойно воспользоваться собачьим обедом.
Самое интересное, что, когда дятел приближался к миске, громко возглашая: «Я иду!» — чрезвычайно далеко заметный благодаря своей пестрой черно-бело-красной раскраске, собаки не подымали никакого шума, и он, гордо оглядываясь, просто лез в собачью миску и чувствовал себя очень спокойно.
Кот Тошка
Его звали Тоша, Тошка… Он был, как ни странно, котенком с лоснящейся черной шерстью, в то время как его мать была благородной, белой с черным сиамской кошкой, а отец — рыжий кот, самой обыкновенной породы.
Когда ему было уже около полугода, его выпросила себе одна женщина, которой он очень нравился. Но уже через несколько месяцев она принесла его обратно, почти плача говорила:
— Не выгонять же его на улицу.
Но муж сказал:
— Или я, или он.
Муж этой женщины был большим любителем кактусов. Он берег и растил различные их породы в маленьких и больших горшках. Когда раз хозяева ушли надолго из дому, котенок решил развлечься.
Все кактусы он выкопал из земли, а горшки стали служить ему для игры и разных нужд. Разъяренный любитель кактусов хотел его просто убить, но котенка спасли, и тогда был поставлен вопрос: «Или я, или он».
Одним словом, Тошка вернулся в нашу семью, но долгое отсутствие его из дому очень насторожило его брата-погодка, родившегося вместе с ним, и старшего брата, кота, который был вдвое старше.
Они обнюхали Тошку очень тщательно, и, видимо, присутствие многих чужих запахов вызвало у них сначала явную враждебность, но потом что-то знакомое вспомнилось им, и они начали с ним дружить, но очень осторожно и подозрительно.
Тогда у нас в сторожке жила сторожиха с мужем, работавшим в дачном городке. Люди одинокие, они попросили, чтобы Тошку отдали им. Кот охотно переселился в сторожку и зажил дружно с новыми хозяевами.
Они его кормили, ласкали, и он привык к ним. Сторожка стала для него тем местом, где он жил, спал, ел. Наши коты, его родственники, относились к нему как к хорошему знакомому, но не имеющему ничего общего с ними.
Он мог гулять по саду, это была общая территория, но входить в дом они ему запретили. И если как-то случайно он попадал в дом, они смотрели на него презрительно и заставляли немедленно убираться.
Он знал, что ему запрещен вход и на кухню, где стояла пища для наших котов. Иногда, выследив, что коты ушли в сад, что их в доме нет, он, набравшись смелости, быстро скользил на кухню с черного хода, схватывал кошачий паек и убегал с ним со всей стремительностью грабителя.
А иногда Тошка ел из их тарелки, жадно, на ходу глотая и оглядываясь в ужасе, не появятся ли коты и не застанут ли его на месте преступления. А потом он садился у сторожки и, как ни в чем не бывало, облизывался с видом самым невинным.
Так прошло несколько лет. У мужа сторожихи образовалась комната в городке, и они переехали и стали жить далеко от нас. Тошку вернули нам, так как комната у них была небольшая и они не хотели туда брать с собой Тошку.
Тошка тяжело пережил этот перелом в своей жизни. Сначала после отъезда своих хозяев он еще приходил в пустую сторожку, но так как там больше его не кормили и спать в одиночестве ему не нравилось, он появился в доме, где хозяйничали его братья.
Наши коты постепенно примирились с ним, так как все время встречались с ним в саду и на дворе. Мы всячески приучали Тошку к дому и добились того, что он ел уже открыто, не давясь поспешно краденным.
Только наши коты разрешали ему есть из своей тарелки лишь после того, как сами поели, и он это понимал. Понемногу шло время, и почти уже не было никакой враждебности или напряженности между зверьками, но тут временами Тошка наталкивался на запрещения, которые ставились перед ним котами.
Так, он обнаружил, что, когда я не работаю, а на письменном столе горит лампа с зеленым абажуром, распространяя уютное тепло, лежать под лампой — привилегия наших котов, ему же, по-видимому, спать или лежать в этом месте запрещено.
А наши коты, сменяя друг друга, без ссоры лежали под лампой и наслаждались теплом. Он даже сначала не помышлял о возможности последовать их примеру. Но, по-видимому, ему надо было получить полную свободу действий в доме, стать равноправным с двумя котами…
Но у него не хватало духа открыто заявить об этом. Я видел не раз, как он стремительно исчезает из комнаты, если вхожу я, хотя я никогда не гнал его, тем более не бил…
И вот раз вечером зимой я неожиданно поднялся по лестнице и вошел в комнату. О! Удивление! Тошка лежал под лампой, но как лежал! Один глаз его был полузакрыт, другой тревожно устремлен на меня. Все тело сжалось в нервный комок.
Он готов был при первом моем окрике броситься на пол и бежать без оглядки по лестнице вниз, потому что кара за его самовольство не замедлит последовать.
Он весь дрожал от напряжения. Я нарочно, не обращая на него никакого внимания, обходил комнату, беря в руки книги с полки, делая вид, что все в порядке. Одним глазом я следил за ним, а он, делая вид, что дремлет, переживал страшно, но я продолжал, не приближаясь к столу, ходить по комнате.
И вдруг какие-то сомнения возникли у Тошки. Он уже двумя глазами смотрел на меня, не веря еще тому, что, может быть, его право на место под лампой будет признано, как оно признано мной за двумя нашими котами.
И когда я подошел к столу и протянул к Тошке руку, это были самые последние его колебания. Он чувствовал, что я его не ударю. Но я могу взять его за шиворот и спустить на пол.
И когда я погладил его раз и другой, он как-то облегченно вздохнул, прижался головой к моей руке и замурлыкал басом. Он понял: он признан отныне равноправным членом семейства, и ему отныне разрешается в порядке очереди лежать на священном месте под лампой с зеленым абажуром…
Я вспомнил, что как-то раз жил в гостинице разделяя номер с профессором-биологом. Мы много говорили о животных, и я рассказал ему свои наблюдения.
Он сказал:
— Вы хорошо делаете, что наблюдаете за кошками. Ученые обычно не пользуются кошками в своих опытах, потому что кошки животные гордые, эгоистичные и с ними нельзя делать опыты.
Это не собаки, идущие вам навстречу. Кошка капризна и самостоятельна, она спутает нарочно все опыты, и у вас ничего не выйдет. А между тем их психика и ум имеют свои особенности.
Наша умная и верная Зорька попала к нам маленьким щенком. Она очень привязалась к нам, и все ее тоже любили. Ее преданность и отзывчивость не имели границ.
Она уже была молодой собакой, когда объявили, что всех собак, бегающих без ошейника, будут ловить и вывозить из нашей местности и отдавать куда-то для опытов или просто истреблять как бродячих.
Пришлось купить ошейник, легкий, красивый, добротный. Когда Зорька увидела этот новый предмет, она сначала ничего не поняла, запрыгала и обрадовалась. Ее ласкали, подняли на выступ, где лежал снежок.
Она прыгала и хотела лизнуть в лицо, но когда ей начали надевать ошейник, приказав сидеть смирно, она испугалась до ужаса. Она смотрела такими умоляющими глазами, так жалостно повизгивала, что становилось больно за нее.
Ошейник крепко охватывал шею, и ей казалось, что ее сейчас задушат, что она провинилась в чем-то и ее присудили к смерти. Слезы текли из ее молящих глаз. Она так смотрела, точно хотела сказать:
«Я не знаю, что я сделала, но неужели я сделала такое страшное, что за это в наказание меня сейчас задушат? За что? За что?»
Она плакала большими слезами. Она вся дрожала. Наконец ошейник был утвержден на ее шее, и она стояла как каменная. Потом, помотав головой, убедившись, что она может дышать и что ее, по-видимому, простили, она с громким, счастливым лаем подпрыгнула, но пошла к своей будке, сокрушенно поматывая головой.
Она не скоро привыкла к ошейнику, и, когда потом его сняли, она схватила его всей пастью и отнесла в дальний угол сада, где попыталась его зарыть, чтобы он исчез с глаз долой!
Кошка и собака
С нашей сиамской кошкой Лемурой у собаки Зорьки были особые отношения. Она не нападала на Лемуру, считая ее принадлежащей к дому, доверенному ее охране, но если Зорька лежала перед дверью у лестницы, она никогда не вставала и не давала дорогу кошке, и Лемура с презрением обходила ее, шипя и угрожая.
И вот я случайно сделался свидетелем необычайного случая. Лемура ждала котят. Тяжелой походкой, настороженная, готовая к любой драке, нервная кошка, фыркающая и гордая, вышла из двери, а перед дверью на площадке лежала Зорька, большая, удивительная наша Зорька с отвисшим огромным животом.
Она ходила последнее время, и двигаться быстро она не могла. Пройти мимо нее было нельзя. Но Лемура шла, не сворачивая. Глаза ее — голубые днем и красные ночью горели какой-то яростью.
Я не успел сделать шага, как Зорька, взглянув пристально на кошку, медленно, напружинив крепкие лапы, поднялась и отступила в сторону, освободив проход Лемуре. Зорька легла на другое место в полном молчании.
Я видел, как Лемура какой-то танцующей походкой, взглянув серьезно на собаку, но без всякой ярости (ярость ее вдруг потухла), прошла мимо и стала спускаться по лестнице.
На последней ступеньке она обернулась и, посмотрев долгим взглядом своих голубых глаз на лежавшую Зорьку, чуть шатаясь, пошла на солнечную лужайку, где любила лежать среди цветов и трав.
И вот настали дни, когда Лемура с тремя котятами вышла в сад, чтобы преподать им урок лазанья по деревьям.
Она сама, первая, глубоко погружая свои острые маленькие когти, поднялась до большого кривого сука на березе и долго показывала разные приемы, как надо подняться над суком, встать на него, как перевалить через его узловатые разветвления и спуститься на землю.
Два котенка один за другим выполнили все упражнения, спустились и сели возле своей тренерши. Третий котенок довольно неуверенно сделал упражнения над суком, но, дойдя до сука, не мог его никак преодолеть.
Он пищал, повиснув в воздухе, зацепившись двумя лапами, ища опору, потом перевернувшись, снова оказывался над суком, и у него ничего не получалось. Он застрял.
Лемура сердито мяукала, но котенок лег на сук так, что две передних его лапки свесились с сука, а две задних вцепились по другую сторону. У котенка не было смелости оторвать их от дерева и начать спуск.
Тогда Лемура послала котенка посильнее помочь терпящему беду. Как она растолковала посланцу, что он должен делать, но он влез выше сука, как бы выполняя первое задание, спустился до котенка и начал помогать ему одолеть сук.
Он возился долго, пока ему не удалось протолкнуть его ниже сука, и тот застрял, уцепившись всеми лапами в ствол, вися вниз головой.
Только увидев нетерпеливое движение Лемуры, сидевшей против дерева и не спускавшей глаз с него, котенок, закрыв глаза, ринулся по стволу вниз и кубарем полетел в траву, отдышался и сел недалеко от Лемуры.
Тогда Лемура покинула свое место и, подойдя к отдыхавшему неудачнику, с ходу залепила ему две таких пощечины, что он упал на бок, а она, не смотря на него, пошла к дому, и за ней шли два котенка, а третий плелся, едва передвигая ноги. Урок акробатики был окончен.
Тихонов Н.
Видео: Гуси – спокойствие и Relax
Животные — спасение животных — рассказы о животных
Сова – крылатый домовой – рассказы о животных
Животные и огонь – рассказы о животных
Заяц — поведение зайца — труслив ли заяц – рассказы о животных
Летяга – летяга зимой — рассказы о животных
